Под тяжестью «духовных скреп»: кому нужна блаженная нищета русского человека?

Я уже давно говорю о том, что опорой деспотических режимов являются не злодеи и мздоимцы, а именно бескорыстные жертвователи, готовые слепо, исключительно за «идею» выполнять волю властителей. Не из страха, подчеркиваю, а именно за «идею»! Как и в любой тоталитарной секте, где руководящая верхушка обеспечивает себе комфортную жизнь за счет оравы послушных рядовых фанатиков, в нашей стране на протяжении нескольких столетий правящий класс с такой же выгодой использовал высокие душевные порывы простых соплеменников-единоверцев. Ясное дело, что постоянная подпитка таких душевных порывов имела своим конкретным социальным результатом не создание рая на земле, а поддержание указанных условий сосуществования элиты и простого народа. В этом смысле проповедническая деятельность наших восторженных идеологов – от философствующих богоискателей до их коммунистических подражателей – только закрепляла данное положение вещей.

Совершенно очевидно, что в рамках русской мессианско-богоискательской традиции вырабатывалась этика безусловного самоотречения, наиболее подходящая задачам построения именно тоталитарного государства. Собственно, здесь опять не имеет значения, насколько сами духовные наставники и идеологи осознавали подлинный смысл своих заявлений. Гораздо важнее, что они утверждали определенную нравственную норму, обязывающую человека не просто отказываться от своего интереса, но и сам этот интерес ставить под сомнение с точки зрения неких «духовных» принципов. И этот нравственный императив на протяжении нескольких веков упорно вбивался в сознание русского народа.

Например, нет никаких сомнений, что так называемая «рабская покорность» русских крестьян, распекаемая на все лады нашей либеральной интеллигенцией, появилась не в результате прямых запугиваний или из-за какого-то прирожденного мазохизма, а в результате целенаправленной психологической обработки, начавшейся еще в Московский период. Восхваляемая славянофилами община с ее круговой порукой и передельной собственностью создавала идеальные условия для растворения индивидуальности и культивирования обезличенных коллективистских начал. Человек, выращенный в такой среде, вряд ли мог проникнуться отчетливым пониманием собственных интересов и рационально сформулировать свои требования к властям. Маленький кругозор, замкнутое существование в ограниченном пространстве долгие годы, целые столетия порождало в простом мужике уверенность в незыблемости и «естественности» того порядка, в котором он пребывал от рождения. Поэтому то, что славянофилы с пафосом объявляли «соборностью», по сути своей в точности соответствовало положению рядовых адептов тоталитарной секты. И такой порядок, еще раз подчеркнем, целенаправленно поддерживался царским режимом. Одним лишь внешним принуждением удержать в повиновении многомиллионную крестьянскую массу было бы невозможно.

Подчеркнем, что русские богоискатели, включая славянофилов, ценили в простом русском мужике именно те качества, что были на руку господствующему классу: религиозную экзальтированность, терпеливость, смирение, чрезмерную простоту и доверчивость, миролюбие и отсутствие индивидуализма. Для сохранения крестьян в подчинении властям очень выгодно было культивировать именно эти черты характера.

Совершенно очевидно, насколько выгодно господствующему классу существование такого «идейного» народа, склонного к самопожертвованию, не предъявляющего властям никаких претензий по поводу ущемления своих прав или интересов – уже ввиду полного отсутствия в общественном сознании самих таких понятий. Исторический опыт показывает, что люди, которые не могут четко, рационально осмыслить свои интересы, неспособны ни к какой корпоративной солидарности, в результате чего склонны любые протестные настроения направлять в утопическое, иррациональное русло, попадаясь на удочку политических авантюристов и идейных маньяков. Такой народ отказывается от одной химеры ради другой, практически ничего не меняя в своей судьбе.

Обычно в качестве главного аргумента в пользу «духовных скреп» у нас принято опираться на миф о незамутненной душевной чистоте русского человека, о его высоких моральных принципах, якобы возвышающих его над теми народами, у которых одержали победу «пошлые» мещанские добродетели. Как раз эту душевную чистоту принято выставлять напоказ, считая ее самой главной ценностью, способной оправдать разные неприглядные стороны нашей жизни, будь то плохие дороги и отсутствие нормальных правовых институтов.

Написано и говорено на эту тему много. В последнее время, как мы знаем, разговоры о нашей высокой нравственности возобновились с новой силой. Я даже не исключаю, что этот национальный миф воодушевляет не только часть политиков, но и дает некоторым гражданам определенный повод для гордости за страну. Американцы и европейцы, дескать, живут побогаче, но зато у нас душа «светлая», и негров мы не линчевали, и геноцид никому не устраивали, и всегда и во всем – за мир и дружбу. Граждане, привыкшие полагаться на эти штампы, искренне возмущаются, когда оппоненты пытаются предъявить русскому народу участие в каких-либо агрессивных вооруженных акциях. Именно потому, что так рушится последнее (и, наверное, единственное) оправдание бесконечных жертв, которые народ приносит на протяжении веков во имя навязанных ему идеалов. Уж если русский народ не получает материальных компенсаций от выполнения своей вселенской миссии (а они не предусматриваются в принципе, ибо здесь альтруизм безусловен), то попытка лишить его еще и морального удовлетворения воспринимается нашими людьми весьма болезненно.

Как мы уже сказали, внедряемый в наше общественное сознание нравственно-аскетический идеал есть лишь изощренный инструмент достижения тотального господства над подчиненными. В реальности, конечно же, истинного благочестия и христианских добродетелей у нас было не намного больше, чем у остальных народов (если, конечно же, не относить к благочестию демонстративную набожность, фанатизм и суеверия). Чтобы не возникало никаких иллюзий на этот счет, достаточно внимательно и не предвзято подойти к эмпирическим реалиям русской жизни, отбросив навязанные идеологические штампы.

Бессмысленно отрицать, что русские реалии изобилуют массой неприглядных черт, хорошо описанных в исторических памятниках и литературных произведениях, в том числе в трудах самих богоискателей. Можно, как это делают некоторые наши патриоты, с пафосом перечислять примеры альтруизма, любви, бескорыстия, патриотизма, терпеливости, самоотверженности и преданного служения идеалам. Но вместе с тем нельзя не обратить внимания и на распространение в русском обществе диаметрально противоположных черт: корысти, стяжания, беспринципности, эгоцентризма, бессердечности и подлости, примеров чему мы находим в реальной жизни не меньше.

Безусловно, нет ни одного идеального народа, и везде мы сталкиваемся с негативными типажами. Однако есть одна важная закономерность, которая была упущена русскими моралистами: крайние проявления самоотверженности всегда существуют параллельно с равными по силе проявлениями низости. Пока одни безропотно приносят себя в жертву высшим идеалам, другие подло используют их жертву ради собственного благополучия. И если первых принято выставлять для доказательств величия русского духа, то было бы логично выставить вторых для доказательства вопиющей русской бездуховности. Здесь все зависит от того, какой ракурс вам ближе. В реальной жизни светлое и темное всегда существуют параллельно.

Я специально подчеркиваю: примеры крайнего самоотречения и жертвенности в нашем обществе НЕИЗБЕЖНО компенсируются примерами столь же крайнего корыстолюбия и стяжания. Это две стороны медали! Святость и подлость всегда шли нога в ногу как две параллельные стороны жизни. И в этом случае можно сколько угодно восхищаться возвышенным идеалом, но глупо ожидать, будто сам идеал породит сообщество идеальных людей. Поэтому возведенный в безусловный принцип альтруизм на практике приведет только к тому, что на интересах бескорыстных «идейных» жертвователей будут паразитировать беспринципные эгоисты и стяжатели. И восхваляемое христианское благочестие будет иметь весьма отдаленное отношение к реальности.

Конечно, наши высокодуховные моралисты все примеры низости могут списать на обычное «несовершенство» отдельных индивидуумов, сославшись и на эпоху, и на обстоятельства. Я же утверждаю о том, что низкое и высокое в нашей общественной жизни находятся в нерасторжимом диалектическом единстве. Потому что только в такой «высокодуховной» социальной среде, где личный интерес обычного человека морально девальвируется, где святость превращают в «обязаловку», самые отъявленные подлецы могут найти наилучшую подпитку для реализации своих прозаических интересов.

В том-то все и дело, что отъявленные подлецы и стяжатели – особенно из числа представителей власти – комфортно себя ощущали (и ощущают до сих пор) именно потому, что в стране находились те, кто безропотно и самоотверженно приносил себя в жертву высшим принципам.

Точно так же воспеваемое долготерпение, смирение и миролюбие русского народа использовались любым режимом для компенсации своих же собственных промахов и изъянов. Именно поэтому в такой системе управления действует известный отрицательный отбор, когда по карьерной лестнице взбирается немалое количество людей беспринципных, некомпетентных, бесчестных и иной раз откровенно глупых.

Специально подчеркиваю: жизнедеятельность государственного механизма, состоящего из столь непригодных для его жизни и эффективной работы элементов, поддерживается исключительно за счет моральной готовности значительной части общества терпеть такое положение дел, смиряясь с ущемлением своих интересов. Иначе говоря, хваленое бескорыстие, являющееся главной добродетелью в рамках русской альтруистической этики, на практике всегда было надежной психологической подпоркой для громоздкого и алчного правящего класса.

Этим парням выпала честь умереть за Родину...

А этим ребятам выпало счастье поживиться на Родине... 

Олег Носков