Раскулачивание семьи: как левые проталкивают ювенальную юстицию

 Главным стремлением левых всегда было "обобществление" всего, что их окружает, превращение любого индивидуального явления в коллективное, всего самобытного - в заурядное и доступное массам. Раньше они делали это с изобразительным искусством, продвигая социалистический реализм, с собственностью крестьян во время коллективизации, с национализируемой крупной промышленностью - теперь же они "обобществляют" любое достижение индивидуального труда, облагая его непомерными налогами, пытаются превратить отдельные народы в безликое "человечество" и, что самое примечательное, вводят принципиально новый подход к семье и детям. Если когда-то первые коммунисты фантазировали о национализации женщин, но так и не смогли ее добиться, то национализация детей стала вполне себе обыденной реальностью в современном цивилизованном обществе. Речь идет, как вы можете догадаться, о ювенальной юстиции. 

Сразу же стоит отметить, что ювенальная юстиция далеко не всегда подразумевала право чиновников на конфискацию вашего ребенка. Де-юре это всего лишь особый раздел права, предназначенный для имплементации правовых норм, касающихся несовершеннолетних, включая вопросы опекунства. 

С опекунства-то все и началось. Концепция “государства-отца” впервые была сформулирована еще в римском праве. Именно к ней восходят все последующие попытки сделать государство “главным опекуном ребенка”. Разумеется, римские и средневековые юристы имели в виду лишь обязанность власти заботиться о сиротах, и точно перевернулись бы в гробу, если бы узнали, как извратят их идеи наши с вами современники. О том, что детей будут на официальном уровне изымать из семей и насильно сдавать в детдом (а самых симпатичных – в однополые семьи) никто и подумать не мог: подобное казалось немыслимым даже готам Алариха и гуннам Аттилы. Если уж детей похищали, то это было подпольно или во время войны – как заведомо осознанное преступление. Осознание того, что наказания для детей должны быть мягче, чем для взрослых, пришло к людям довольно рано – еще в Законе 12 таблиц написано о “прощении, оправданном несовершеннолетием”. Этот же принцип в неизменном виде встречается в Дигестах Юстиниана и многих других юридических документах Европы. 

Тем не менее, процесс смягчения законодательства шел достаточно медленно – в большинстве стран Европы в Средние века к детям применялись те же санкции и наказания, что и к взрослым. 

К концу Средневековья европейцы всерьез задумались о вопросах социальной защиты детей. В 1337 году король Испании, Павел IV Арагонский, ввел в Валенсии специальную должность - "отец сирот". Чиновник, ее занимавший, отвечал за опеку, наставление и устройство детей. Католическая церковь создавала в Испании(затем – по всей Европе) первые сиротские приюты, занималась ресоциализацией подростков-правонарушителей. Чуть позже Папа Клемент XI создал в Риме исправительный дом Сен-Мишель, предназначенный для малолетних преступников. 

Польская публицистка Энрика Вейяр-Цибульская писала о многочисленных исправительных лагерях, созданных церковью в Польше в середине 19 века. Инициаторами создания этих лагерей были католические религиозные общины – например "Общество сельского хозяйства и ремесел", возникшее в 1871 году. Лагеря, создаваемые этими общинами, в большей степени напоминали скаутские, чем исправительно-трудовые. 

Ограниченная вменяемость детей была замечена достаточно давно. В исторической России даже существовал специальный юридический термин – “разумение” – означающий способность человека отвечать за свои поступки. Преступления, совершенные несовершеннолетними, считались проступками, сделанными “без разумения”, а максимальной санкцией за это была ссылка в монастырь ”на перевоспитание”. 

В начале прошлого века государство уже было объявлено “главным опекуном ребенка” почти во всех странах Европы, в каждой из которых имелись отдельные суды для рассмотрения дел, касающихся несовершеннолетних. Качественное улучшение жизни было налицо: тут вам и ограничение детского труда, и право каждого ребенка на родителей и счастливое детство, и всеобщий культ полной семьи. Уровень образования становился все выше, статистика детской смертности – все ниже. Был задан позитивный вектор развития ювенальной юстиции в консервативном ключе, предполагающий постепенный отход от семейного насилия в пользу более гуманных форм воспитания, с безусловным признанием примата семьи и традиционных для народа культурных ценностей. Все бы так и продолжалось, если бы не две внезапно возникшие проблемы: большевизм и левый либерализм. 

Коммунисты первыми начали ликвидировать положительные достижения ювенальной юстиции. 8 апреля 1935 года в «Известиях ЦИК Союза ССР и ВЦИК» было опубликовано скандальное постановление СНК СССР от 7 апреля 1935 года № 3/598 «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних», которое подписали Михаил Калинин, Вячеслав Молотов и Иван Акулов. Первый пункт постановления особенно бросался в глаза: “1) Несовершеннолетних начиная с 12-летнего возраста, уличённых в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, в убийстве или в попытках к убийству, привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания.” Какие меры уголовного наказания существовали в сталинском СССР мы все хорошо знаем - по существу, это постановление закрепило за государством право на детоубийство, до чего не опускалась даже средневековая инквизиция. 9 апреля 1935 года об этом восторженно писала “Правда”: «Новый закон предписывает "привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания" несовершеннолетних правонарушителей, несмотря на их юный возраст, но уже настолько "созревших", что они оказались способными воровать, причинять насилия, увечья, убийства или попытки к убийству. Обязанностью всех комсомольских, пионерских и школьных организаций должно стать теперь широчайшее распространение этого решения, чтобы подростки, заражённые уголовными настроениями, ясно видели, что миндальничать с ними не будут». Я далек от слепого гуманизма в отношении преступников, но если вспомнить, что к росту числа опасных беспризорников была причастна советская власть, сделавшая миллионы детей сиротами после двух волн репрессий, ситуация выглядит как-то уж совсем печально. “Сами шпану породили – сами ее и убьем”. А о статистике пусть думают потомки. 

Последний несовершеннолетний был расстрелян в СССР только 11 августа 1964 года. Им был 16-летний изувер Аркадий Нейланд, бывший эталонным порождением той эпохи – сын пьющих пролетариев с интернациональными корнями, воспитанный реалиями советских коммуналок и интернатов. Семья Нейланда(состоящая из 6 человек) жила настолько бедно, что юному уголовнику уже с 4 лет пришлось промышлять мелким воровством, а с 14 – работать на производственном объединении. Словом, типичный советский ребенок из такой же типичной советской неблагополучной семьи. В один прекрасный момент Нейланд решил убежать от гнетущей рутины Ленинграда 60-х и уехать в Абхазию – страну солнца, персиков и арбузов. Для того, чтобы добыть деньги на поездку, трудный подросток зарубил топором 37-летнюю женщину и ее малолетнего сына, после чего ограбил и поджог квартиру. Поймали его спустя 3 дня, благодаря вниманию прессы дело получило широкую огласку(в том числе и за рубежом), общественность требовала наказать преступника максимально жестоким образом. Хрущев, недолго думая, сделал то, чего от него никак не ожидали - подписал приказ о расстреле. Сколько таких нейландов бродило по советским городам в “благополучное” хрущевское время – остается только догадываться. Представить подобное в “лапотной” дореволюционной России было бы очень трудно, даже если внимательно исследовать статистику детской преступности в царское время. 

20 век, кстати, запомнился не только отчаянной борьбой двух тоталитарных идеологий(коммунизма и либерализма), но и всплеском серийных убийств. СССР в этом плане особенно отличился – Чикатило, Головкин, Михасевич, Сливко и сотни других маньяков, всколыхнувших мир своей жестокостью, по сути были лишь жертвами советского воспитания и образа жизни. Они были порождениями общества, в котором религия была заменена верой в утопию, человек был винтиком в механизме, а любые индивидуальные устремления с детства давились и законодательно запрещались. США, кстати говоря, тоже не отставали, ежегодно пополняя мировой криминальный бестиарий новыми яркими именами. Советских и американских маньяков объединяло одно: они все были выходцами из безнравственных и маргинальных семей, имели светское воспитание, росли в атмосфере дикого сочетания сексуальной забитости и половой распущенности, воспитывались “эмансипированными” авторитарно-холодными матерями. Психиатры даже выделяют особый женский типаж – “мать Чикатило” – характеризующийся бытовым авторитаризмом, эмоциональной холодностью, жесткостью и даже жестокостью по отношению к своим детям. Всплеск появления таких “матерей Чикатило” пришелся на 50-е, 60-е годы – времена сексуальной революции и второй волны феминизма. 

Но вернемся все-таки к ювенальной юстиции. В этом жестоком светском мире детей нужно было кому-то защищать. Если раньше это делала семья и церковь, то теперь, когда первая разложилась, а вторая утратила свое влияние, все функции по защите детских прав должно было взять на себя государство – это была неизбежность, продиктованная условиями эпохи. Но, перефразируя один еврейский анекдот, какое государство – такая и защита. 

В середине прошлого века, после всех безумных идеологических экспериментов, тема ювенальной юстиции вновь стала актуальной. Поскольку интеллектуальным и политическим центром всего Западного мира уже тогда была Америка, основная борьба за формирование новых ювенальных установок проходила именно там. Как всегда бывает в подобных ситуациях, политики и юристы разделились на два лагеря: правый и левый. 

Правые настаивали на более консервативном подходе к правам детей, примату семьи над государством и праве родителей самостоятельно устанавливать, в каких именно социокультурных условиях должен расти их ребенок. Левые же стояли на этатистских леволиберальных позициях, согласно которым государство имело право изымать ребенка из семьи, если его воспитание не соответствует определенным стандартам. Эти стандарты включали в себя, прежде всего, безусловный запрет на рукоприкладство и психологическое насилие, рамки которого невероятно широки. Позже они расширились до совершенно невероятных размеров, и теперь ребенка могут забрать за что угодно, что прекрасно подтверждается многочисленными скандалами и новостными сводками. 

В итоге непрерывных интеллектуальных баталий, пик которых пришелся на 60-е и 70-е годы, левая точка зрения победила, и теперь во всем цивилизованном мире чиновники имеют на ребенка гораздо больше прав, чем его собственные родители. Дети изымаются из семей, помещаются в детские дома, насильно заселяются в однополые семьи. Их психика калечится, им с детства прививают комплекс “брошенного сына”, внушают им мысль о том, что они – лишь игрушка в руках инспекторов и психологов. Игрушка, не имеющая собственной воли, слабая и апатичная. От нового революционного подхода к ювенальной юстиции больше всего пострадала Европа: там выросло целое поколение безвольных зомби, позволяющих террористам убивать себя прямо на улицах, голосующих за партии национального суицида и совершенно бессильных перед бюрократической мощью чиновников. Брюссельские комиссары и инспектора ООН на практике реализовали то, о чем большевики могли только мечтать. 

Бывают случаи и поинтереснее, чем банальное изымание детей из семьи, к примеру громкие врачебные скандалы и случаи косвенного детоубийства. Один из таких скандалов разгорелся в прошлом месяце в Лондоне, когда семье младенца, страдающего редчайшим генетическим заболеванием, сперва отказали в выезде в США с целью испытания экспериментального лечения, а затем и вовсе отключили от аппарата жизнеобеспечения. За семью ребенка вступился Дональд Трамп, римский папа Франциск, огромное число журналистов и представителей интеллигенции, но все они оказались бессильными перед упрямством врачебного комитета Great Ormond Street Hospital. Тамошние доктора оказались умнее не только тысяч неравнодушных, пожертвовавших на излечение Чарли(так звали младенца) более миллиона фунтов, но и американских врачей, излечивших как минимум одного ребенка от почти идентичного генетического заболевания. Детоубийцы поневоле, как и полагается, сослались на положения ювенальной юстиции – “ребенок сильно страдал, убить его против воли родителей было бы гуманнее, чем дать шанс на выживание”. 

Эта чудовищная бюрократическая машина, под жерновами которой перемалываются целые семьи, с каждым годом работает все эффективнее. В итоге мы получим очередное поколение нравственных дегенератов, беспризорников и закомплексованных неудачников – типичных выходцев из детдомов и искусственных семей. Если и найдется сила, способная загнать этого джина обратно в бутылку, будет уже слишком поздно: коллективистское, этатистское и несколько пренебрежительное отношение к семье станет преобладающим, а новые поколения будут десятилетиями рассуждать о том, правильно ли поступили их предки, узаконив раскулачивание семьи.

 Ольгерд Семенов