Страна должна знать своих «героев».

«Страна должна знать своих героев!» -- таков был известный лозунг советской пропаганды. «Страна должна знать своих стукачей!» -- так переиначил эту фразу один известный русский писатель. Двадцать два года назад Страна Советов узнала, что все ее герои были форменными негодяями, и развалилась. Однако узнать своих стукачей стране так и не было дано, и ныне в РФ они составляют опору режима и занимаются  восхвалением и оправданием большевицких палачей и своих собратьев стукачей, вновь стараясь представить их «героями». Поэтому настало время вновь напомнить стране о деяниях этих «героев».  Итак, снова «Страна должна знать своих героев!».

Очередной «герой» наших очерков — чекист Михаил Кедров.

Михаил Сергеевич Кедров родился 12 февраля 1878 г. в Москве.  Будущий чекист происходил из старой русской дворянской семьи, его отец был состоятельным московским нотариусом, что позволило Мише Кедрову провести красивое и беззаботное детство  и получить прекрасное образование. Помимо классической гимназии, он обучился на юриста, окончил консерваторию по классу рояля и даже был слушателем лекций института восточных языков.

Столь хорошая и обеспеченная жизнь привела Кедрова, как и многих подобных ему типов, к малопонятной для нормального человека ненависти к «проклятому царизму», против которого он начал выступать уже в 20-летнем возрасте.  В 1899 году как многократный участник антиправительственных студенческих демонстраций он был исключен из Московского университета. Отдохнув на отцовские деньги один год заграницей, Кедров вернулся в Россию и поступил для продолжения обучения в юридический лицей Ярославля, где его борьба с «проклятым царизмом» вступила в новую фазу.

Едва став лицеистом, Кедров записался в РСДРП и стал одним из организаторов подпольного студенческого комитета, который уже в 1901 г. устроил в юридическом лицее забастовку. «Гуманная» советская власть, во славу которой Кедров позднее пролил моря крови, за такие дела обычно расстреливала, но «проклятый царизм»  ограничился административной высылкой Кедрова в Вологодскую губернию под надзор полиции.

В 1903 г. Кедров женился на дочери лесника, большевичке с 1902 года, от брака с которой у него было три сына и одна дочь. Показательно, что одна из сестер супруги Кедрова была замужем за виднейшим большевиком Подвойским, а другая ее сестра вышла за видного в будущем чекиста Артузова, т.е. женитьба не только не оказала положительного влияния на моральный облик Кедрова, но напротив окончательного погрузила его в среду общественных отбросов.

Первая «русская» революции 1905-07 годов стала для Кедрова, как и для всех революционных смутьянов и подонков, звездным часом. В этот период он активно занимался снабжением революционных боевиков-террористов оружием, лично изготавливал бомбы, а также отличился организацией подкопа Таганской тюрьмы, в результате чего удался побег большой группы большевиков во главе со знаменитым Николаем Бауманом.

В 1906 году умер богатый отец Кедрова, оставив сыну в наследство огромные по тем временам деньги - сто тысяч рублей золотом. Такая сумма полностью избавляла Кедрова от всех житейских забот и даже позволяла часть личных средств пустить на партийные нужды. Изготовив поддельный паспорт на имя некоего мещанина Иванова, Кедров перебрался в Петербург, где основал крупное книжное издательство «Зерно», в котором наладил тайный выпуск подрывной литературы, партийных листовок и брошюр, в том числе сочинений Ленина. Однако полиция довольно быстро обнаружила подпольную типографию. Кедров был арестован, осужден и чуть больше двух лет просидел в тюрьме, откуда вышел в самом конце 1911 года.

После отсидки Кедров непродолжительное время работал в адвокатуре - в Российской Империи судимость за «политику» не являлась препятствием для работы в суде, - а потом, утомившись от непосильных трудов, снова отбыл отдохнуть от «проклятого царизма» в Швейцарию, на этот раз вместе с семьей.

Осев в городе Берне, Кедров сразу включился в работу эмигрантской большевистской организации и близко сошелся с Лениным, которого на партийных вечеринках он персонально развлекал игрой на фортепиано. Дела партийные Кедров сочетал с учебой на медицинском факультете, который успешно окончил в 1915 году, получив диплом врача. Здесь же в эмиграции у Кедрова стали проявляться первые признаки психического заболевания, имевшего, видимо, наследственный характер, т.к. старший брат Кедрова закончил свою жизнь в костромском сумасшедшем доме. Помешательство самого Кедрова произошло на почве научных изысканий, принявших весьма странную форму. Рассчитав на основании одному ему известных «научных соображений» количество калорий, необходимых человеческому организму в день,  он заставлял своих детей питаться строго по установленной «норме», жестоко наказывая их за попытки ее превысить. Фактически Кедров сознательно морил детей голодом, что привело к скандалам и разрыву с женой, пытавшейся помешать Кедрову проводить его садистские «эксперименты».

Сумасшествие Кедрова не ускользнуло от зоркого взгляда Ленина, который всегда считал фанатиков, психопатов и маньяков наиболее ценным элементом в своей большевицкой партии. Поэтому Ленин решил перевести Кедрова с должности персонального пианиста на более ответственную работу. В 1916 году Кедров по поручению Ленина вернулся в Россию с задачей вести антивоенную пропаганду среды тыловых частей Русской Армии. Устроившись военным врачом на Кавказский фронт, Кедров развернул среди раненых солдат бурную пораженческую агитацию в духе ленинских установок «превращения войны империалистической в войну гражданскую».  Кедровым заинтересовалась военная контрразведка, но на его счастье в стране произошла Февральская революция, после которой подобные вещи можно было проповедовать совершенно свободно.

 В мае 1917 года Кедров объявился в Петрограде и вошел в Военную организацию большевицкого ЦК.  Кедрову поручили редактировать газету «Солдатская правда», со страниц которой он проповедовал ленинскую подрывную идеологию, натравливал солдат на офицеров, призывал к братанию, дезертирству, неповиновению начальству.  После провала большевицкого мятежа в июле 1917 года Временное правительство закрыло этот пораженческий листок, одна Кедров вместо него начал выпуск газеты «Рабочий и солдат» и «Солдат», где продолжал свою прежнюю деятельность по разложению Русской Армии.

После большевицкого переворота Кедров, как один из главных большевицких специалистов по развалу армии, получил должность комиссара по демобилизации. На этом посту он приложил руку к изданию знаменитых приказов «Об уравнении всех военнослужащих в правах» и «О выборном начале в армии», которые упраздняли всю существующую систему званий, наград и чинов и превращали остатки Армии в вооруженное стадо, предводимое солдатскими демагогами и еврейскими комиссарами.

Завершив демобилизацию, Кедров стал во главе специальной комиссии под названием «Советская Ревизия», в задачу которой официально входило «производство ревизии всего военного хозяйства» на Севере России, а фактически это учреждение занималось организованным разграблением оставшегося от Русской Армии военного имущества. Дела у Кедрова шли успешно: помимо боеприпасов, шинелей и продовольствия  он сумел заполучить в свои руки порядка 70 миллионов рублей золотом и деньгами, которые по ходу дела «реквизировал» у «буржуев».  

Наркомвоенмор  товарищ Троцкий оценил способности Кедрова «действовать по-большевицки» и в июне 1918 г. назначил его командующим Северным фронтом. На этой должности впервые и обнаружился главный талант Кедрова, сделавший его впоследствии  знаменитым красным «героем». Как и все подобные военно-безграмотные «командующие» Кедров  считал, что успехи на фронте могут быть обеспечены только при проведении крупномасштабного террора в тылу против «контрреволюционеров» и «саботажников».  Поэтому уже летом 1918 года, еще до официального объявления большевиками Красного террора, на Русском Севере начались массовые казни и расправы, и кровь полилась потоками. Точное количество уничтоженных по приказам Кедрова людей в июле-августе 1918 г. (т.е. до начала  всероссийского массового террора) неизвестно. Проживавший в то время на Севере известный русский социолог Питирим Сорокин впоследствии писал, что

«большевистский комиссар Кедров казнил людей сотнями и даже тысячами. Свои жертвы коммунисты расстреливали, топили или забивали до смерти».

Расправившись таким образом с первой партией «контрреволюционеров» Кедров поспешил с докладом о проделанной работе в Москву, но на его беду в это время в Архангельске высадились англичане и вместе с Белыми отрядами начали быстро продвигаться вперед. Ленин, обругав Кедрова, немедленно послал его обратно восстанавливать положение на фронте. Естественно, что никаких других способов стабилизировать фронт, кроме как десятикратно усилить массовый террор,  Кедров придумать не мог.

Расправа началась с Вологды, которую Кедров избрал своей «резиденцией». Здесь по далеко неполным данным  за «участие в  контрреволюционной деятельности» им было арестовано свыше 2000 человек. Каждый десятый из арестованных был расстрелян. Знаменитый впоследствии  сталинский узник Варлам Шаламов проживал в это время в Вологде. В своих лагерных рассказах он оставил такое эпическое описание деятельности Кедрова в его родном городе:

«Я никогда не учил химию… В 1918 году в Вологду приехал начальник Северного фронта М. С. Кедров. Первым его распоряжением по укреплению фронта и тыла был расстрел заложников. Двести человек было расстреляно в Вологде, городе, где население шестнадцать тысяч человек…

Наш преподаватель химии Соколов был расстрелян среди этих заложников. Вот почему я никогда не учил химии».

Здесь же в Вологде Кедров впервые организовал свой знаменитый «поезд смерти», состоявший из двух классных вагонов и 5-7 теплушек. В классных вагонах жил Кедров и его обслуга, а в теплушках красноармейцы. Это была своего рода подвижная Чека. В этом поезде Кедров разъезжал по всему Северу России и наводил «революционный порядок». Нагрянув в какой-нибудь город, Кедров отдавал приказ о массовых облавах и арестах. Всех «подозрительных» доставляли в вагон Кедрова, который лично их допрашивал и пытал. Приговоренных к смерти выводили наружу и немедленно убивали.

В этот же период Кедров сошелся со своей новой женой - жидовкой Ревеккой Пластининой-Майзель. Это была законченная садистка и психопатка, что, собственно, и послужило причиной ее сближения с маньяком Кедровым.  Первый ее муж Пластинин, хотя и был большевиком, но по-настоящему зверствовать не умел, поэтому Ревекка с ним рассталась и всей душой прилепилась к Кедрову, с  которым организовала своего рода «семейный подряд» по пыткам и убийствам. По свидетельству очевидцев, попадавших в кедровский вагон, «Ревекка била по щекам обвиняемых, орала, стучала кулаками, исступленно и кратко отдавала приказы: ‘к расстрелу, к расстрелу, к стенке’».

 

Ревекка Акибовна Майзель-Пластинина (крайняя справа) среди членов Шенкурского исполкома. 

Маньяки и психопаты - это как раз то, в чем остро нуждался Дзержинский, испытывавший после объявления Красного террора сильный недостаток в специалистах по массовым убийствам. Дзержинский всюду искал таких маньяков и переманивал их в свое ведомство, полагая, что по своим морально-психологическим качествам они лучше всего подходят для работы палачами. Естественно, что Дзержинский не мог пройти мимо таких редких экземпляров как Кедров и его жена, и договорился с Лениным и Троцким о переводе этой парочки в ЧК.  В сентябре 1918 года Кедров был назначен начальником Военного отдела ВЧК, а уже в январе 1919 года возглавил элиту чекистов - Особый отдел ВЧК. Вместе с Кедровым перешли на работу в ЧК и его сыновья: старший Вонифатий и младший Игорь. Первый, правда, долго у Дзержинского не задержался и позднее перешел на должность преподавателя «марксизма-ленинизма», зато второй по примеру своего отца сделался одним из самых жестоких чекистов и специалистом по быстрому «раскалыванию» арестованных на допросах.

Чекисты Ревекка Пластинина-Майзель, Михаил Кедров и его сын от первого брака Игорь 

На должности начальника Особого отдела ВЧК маниакальная жестокость и садизм Кедрова достигли своего апогея. Со своим «поездом смерти» и в звании «особоуполномоченного ВЧК» он носился по тылам различных фронтов и в компании своей полоумной жены арестовывал, допрашивал, пытал и казнил «контрреволюционеров». Особую слабость сумасшедший Кедров питал к расстрелу несовершеннолетних - судя по всему, проведенный  в Швейцарии «голодомор» своих собственных детей его садистскую душу не удовлетворил. Достоверно зафиксированы многократные случаи казней Кедровым «шпионов» детского и подросткового возраста: гимназистов и гимназисток в возрасте 9-16 лет.

Вершиной кровавого безумия Кедрова стала массовая бойня, устроенная им на Севере России в начале 1920 г. После поражения Белой армии ген. Миллера ее остатки эвакуировались морем из Архангельска, однако эвакуация  была организована плохо, и более 20 тыс. человек не смогли попасть на суда и угодили в красный плен. Их судьба оказалась в руках маньяка Кедрова, прибывшего в марте 1920 года в Архангельск во главе некоей «правительственной комиссии по расследованию злодеяний интервентов и белогвардейцев на Севере». Не знаем, какие там «злодеяния интервентов и белогвардейцев» собирался расследовать палач, садист и детоубийца Кедров, но вот размах его собственных чудовищных злодеяний на русском Севере по-настоящему не расследован до сих пор.

Точно известно лишь следующее. Первые убийства пленных начались сразу же по прибытии Кедрова.  В короткие сроки безумный маньяк и его подручные расстреляли 800 офицеров, а всего «особоуполномоченным ВЧК» было зверски казнено около 8 тысяч солдат и офицеров армии ген. Миллера. По сути дела Кедров проводил в Архангельске генеральную репетицию того, что полгода спустя красными сатанистами будет устроено в  Крыму.

Пальма первенства по убийствам на этот раз оказалась у жены Кедрова, которая в своем озверении превзошла своего безумного мужа. Ревекка Пластинина собственноручно пристрелила 87 офицеров и 33 гражданских лица, потопила баржу с 500 беженцами и солдатами Белой армии, со звериной жестокостью расправилась с монахами Соловецкого монастыря, сбрасывая их связанными в море. Когда из Москвы приехал знаменитый палач Эйдук и забрал с собой некоторых приговоренных к смерти, Пластинина-Майзель добилась того, чтобы их вернули обратно, так как хотела убить их своими собственными руками, что и сделала. Злодеяния этой помешанной жидовки даже по большевицким меркам перешли все разумные пределы, и летом 1920 года ее убрали из состава губисполкома с формулировкой, что «товарищ Пластинина - человек больной и  нервный».

Сам же Кедров в основном занимался убийствами своего «любимого» контингента  — детей.  В Архангельске, как и везде, он проводил групповые расстрелы подростков обоего пола в возрасте 12-16 лет. Кроме того Кедров впервые в истории ЧК ввел практику публичных казней, которые совершались среди бела дня на одной из площадей города.

Оставшихся в живых военнопленных  Кедров поместил в специально созданный Архангельский концентрационный лагерь, где их стали истреблять постепенно и планомерно. Одновременно в этот лагерь сгоняли и всех арестованных Кедровым при массовых облавах — крестьян, ремесленников, священников, купцов, инженеров, врачей, учителей и вообще всех, кто выглядел более-менее интеллигентно.  Точных данных о том, сколько людей было уничтожено в этом концлагере, нет.  Но счет, вне всякого сомнения, шел на тысячи, так как только осенью 1920 года здесь было расстреляно свыше 3000 офицеров Кубанской и Донской армий, сдавшихся красным в апреле в 1920 года на Черноморском побережье. Одним из условий этой сдачи было сохранение жизни казачьим офицерам, но Кедров, как и всякий истинный большевик, считал все договора, соглашения и обещания не более чем «буржуазным предрассудком».

Опыт уничтожения людей в Архангельском концлагере вдохновил Кедрова распространить эту практику на весь русский Север. В спешном порядке он организует еще три лагеря: Холмогорский, Пертоминский и Соловецкий. О Соловецком лагере особого назначения написано уже много, и повторять в очередной раз, что он собой представлял, нет смысла.  Пертоминский лагерь был устроен в полуразвалившемся здании бывшего монастыря, где не было ни печей, ни нар, ни пресной воды, ни медицинской помощи, ни  нормального питания. Люди там вымирали потрясающими темпами даже без всяких расстрелов, которые здесь были самым обычным делом и проходили ежедневно. За половину 1922 года в этом концлагере из 1200 заключенных умерло 442, т.е. годовая  смертность достигла рекордного показателя 74%. Ни один из лагерей знаменитого впоследствии сталинского ГУЛАГа за все время его существования не давал такого чудовищного уровня годовой смертности.

Но наиболее страшным из созданных Кедровым лагерей был Холмогорский концлагерь. Хотя смертность от голода и болезней здесь была ниже, чем в Пертoминском лагере, но зато тут происходили самые массовые казни. Все они совершались по приказу и при личном участии Кедрова. Наибольшую известность получил случай казни 1200 офицеров, которых Кедров погрузил на две баржи и приказал бить по ним из пулеметов. Убитых и утопленных оказалось 600 человек.  Сам Кедров наблюдал бойню с высокого берега реки, откуда открывался удобный вид на место казни. Известен также случай массового убийства более 2 000 солдат Белой армии и казаков, пригнанных в Холмогоры с юга России и расстрелянных в первых числах сентября в годовщину декрета «О красном терроре». Самыми кровавыми в Холмогорском концлагере стали первые четыре месяца 1921 года, когда Кедров истребил около 12 000 заключенных. Общее же число жертв во всех кедровских концлагерях оценивается в 25 000 человек, при этом данная оценка является минимальной, так как учитывает только исторически зафиксированные случаи. Но если вспомнить, что полные данные о злодеяниях ВЧК-ФСБ до сих пор засекречены, а также, что большевики, ни во что не ставившие человеческую жизнь, сплошь и рядом не вели документального учета даже массовых казней, то данное число в 25 000 русских людей, уничтоженных Кедровым, можно спокойно удвоить или утроить.

По сути дела, именно созданные Кедровым концлагеря и следует назвать «лагерями уничтожения», а вовсе не немецкие лагеря Второй Мировой войны, о которых жидо-советская пропаганда прожужжала нам все уши.  Не немцы, а именно Кедров и подобные ему выродки загоняли людей за проволоку не для временной изоляции или принудительных работ, а для того, чтобы с наибольшими удобствами осуществить их убийство.

Когда в Тамбовской губернии вспыхнуло знаменитое крестьянское восстание, то Кедров, как общепризнанный специалист  по массовым убийствам, был отозван с Севера и командирован в Тамбов. Чем он там конкретно занимался, официальные источники умалчивают, но, зная кровавое прошлое «прославленного чекиста», нетрудно догадаться, что и там он работал не по профессии врача, а по профессии палача. Наверняка опять были массовые убийства детей и подростков, пытки и расстрелы «бандитов», строительство временных концлагерей и умерщвление в них лучших русских людей.

Тамбовская командировка, где Кедров вместе с прочими усмирителями восстания по горло окунулся в человеческую кровь, привела к окончательному сумасшествию этого «верного ленинца». Кедров полностью вышел из повиновения кремлевским вождям, самодурствовал, стал самочинно арестовывать уже не «буржуев», а представителей партийно-советской номенклатуры и даже покушался расстрелять председателя Вологодского горисполкома Ветошкина. В годы Гражданской войны, когда Кедров считался незаменимым, все это может быть и сошло ему с рук, но в условиях НЭПа, когда массовый террор пошел на спад и потребность в маньяках и серийных убийцах временно отпала, Дзержинский решил от неуправляемого Кедрова избавиться. Ленин также считал, что его любимый пианист заигрался. В конце 1922 года Кедров был снят со всех постов и по стопам своего старшего брата отправлен на принудительное лечение в сумасшедший дом.

Полтора года лечения в дурдоме пошли Кедрову на пользу. Он поправился настолько, что его снова можно было выпустить, если не в общество нормальных людей, то хотя бы в общество большевиков.  О Кедрове сразу же вспомнил «железный Феликс» и помог ему с трудоустройством. Дзержинский пристроил Кедрова в ВСНХ, который председатель ВЧК-ОГПУ возглавлял с 1924 года по совместительству со своей основной работой. В дальнейшем Кедров занимал кучу разных советских должностей, нигде подолгу не задерживаясь. Последнее его место работы - старший научный сотрудник Нейрохирургического института.

Берия и Кедров.

Выдающиеся чекистские «заслуги» Кедрова большевицкая власть отметила, как ни странно, достаточно скромно. Он был награжден лишь одним орденом Красного Знамени (в 1927 году) и значком «Почетный чекист» (№ 52), что весьма огорчало Кедрова, считавшего себя великим чекистом.  Утешением для него было то, что его сын Игорь успешно продвигался по служебной лестнице и вскоре получил известность на Лубянке как один из самых успешных «колольщиков» - так в НКВД называли следователей-костоломов, способных в короткие сроки путем пыток и издевательств добиться от арестованных нужных показаний. Кедров-младший унаследовал от своего отца не только садистские наклонности, но и психическое заболевание: по свидетельству знавших его чекистов Игорем регулярно овладевали приступы истерического бешенства, во время которых он был готов буквально разорвать человека на куски.

Конец выродка и изувера Кедрова наступил при следующих обстоятельствах. После уничтожения Ягоды и Ежова, сделавших свое грязное дело и убранных Сталиным за ненадобностью дальнейшего использования, новым главой чекистского ведомства стал Берия.  Это назначение не предвещало для Кедрова и его сына ничего хорошего.

Дело в том, что еще в 1921 году Кедров, в обязанности которого как начальника Особого отдела ВЧК входила ревизия всех местных ЧК, выявил многочисленные служебные нарушения в деятельности Азербайджанской ЧК, возглавляемой в то время Атарбековым и Берией. Обычно Кедров решал такие конфликты полюбовно, беря с провинившихся местных чекистов «отступные» золотом или изъятыми при обысках ценностями, однако Атарбеков и Берия заартачились и платить Кедрову отказались. Обиженный Кедров составил докладную записку и направил ее Дзержинскому, требуя наказания обидчиков, но у Атарбекова и Берии нашлись влиятельные покровители в лице Сталина, Микояна и Орджоникидзе, и дело положили под сукно.

Теперь, когда Берия стал полновластным хозяином Лубянки, «преданный соратник Дзержинского» почувствовал себя неуютно. Не было никакой гарантии, что Берия не попытается отомстить Кедрову за тот старый донос, едва не стоивший Берии чекисткой карьеры. Как истинный чекист Кедров не стал ждать развития событий, а решил нанести упреждающий удар.

Он подговорил своего сына Игоря и еще одного чекиста написать Сталину письмо о якобы обнаруженном ими заговоре в органах государственной безопасности, возглавляемом Берией. Однако Кедров недооценил могущества Берии, и реакция Сталина на это письмо была совсем не такой, как хотелось бы «почетному чекисту». Кедров-младший был немедленно арестован, провел около года в заключении, получил приговор к высшей мере и пулю в затылок.

Тогда Кедров пошел ва-банк и лично обратился к «отцу народов» с письмом, в котором поведал о старых грехах Берии и его вредительской деятельности, которая выражается в том, что «НКВД стремится изолировать себя от партии», а сам Берия намеренно уничтожает «лучшие партийные и военные кадры». Сталин, однако, думал иначе и вредительскую деятельность усмотрел именно в письме Кедрова. 16 апреля 1939 г. Кедров был арестован и помещен в знаменитую Сухановскую тюрьму, организованную Берией для содержания особо важных политических заключенных. Для кровавого чекистского палача, замучившего десятки тысяч русских людей, настало время испытать участь своих жертв.

Кедров был пропущен через пыточный «конвейер», однако предъявленных ему обвинений в шпионаже и «контрреволюционной деятельности» так и не признал. Возможно «расколоть» Кедрова смог бы только его собственный сын, но тот уже был отправлен на тот свет. Другие же «колольщики» оказались бессильны сломать Кедрова. Полусумасшедший «верный ленинец» оказался нечувствителен не только к чужой боли, но и к своей собственной.

В промежутках между допросами Кедров забрасывал партийные инстанции слезливыми письмами, в которых доказывал Сталину и его подельникам, что он «преданный сын партии» и «незапятнанный ничем старый большевик», который «никаких преступлений в отношении Партии и Родины никогда не совершал». Кедров страшился «умереть в советской тюрьме с клеймом презренного предателя и изменника Родины» и надеялся, что «и Партия, и Советское правительство, и нарком Л.П. Берия не допустят свершиться жестокости непоправимой несправедливости».

Но Сталин и Берия не были сентиментальными людьми и хорошо знали цену подобной писанине, исходившей от безжалостного палача, который был беспощаден к своим жертвам и о «несправедливости» вспомнил только тогда, когда сам оказался в положении жертвы.  Все те, к кому обращался Кедров, прекрасно понимали, что если бы не они арестовали Кедрова, а он их, то просить этого изувера о милосердии и справедливости было бы совершенно бесполезно. Поэтому разжалобить «вождей» своими письмами Кедрову не удалось.

Летом 1941 года Кедров, так ни в чем и не признавшийся, предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР. В сталинские времена этот орган был по существу формальной инстанцией, в задачи которого входило лишь озвучить заранее вынесенный Политбюро или лично Сталиным приговор. Но в случае с Кедровым произошло небывалое: 9 июля 1941 года он был оправдан. Убедительного объяснения, как такое могло произойти, до сих пор нет. Возможно сказалась паническая обстановка первых недель Советско-германской войны, когда сталинская репрессивная машина то там, то здесь стала давать сбои.

Однако выйти на волю Кедрову было не суждено. Берия проигнорировал оправдательный приговор и отдал личное распоряжение Кедрова из тюрьмы не выпускать. В октябре 1941 года,  когда немецкие армии подходили к Москве, Кедрова в составе партии «особо опасных преступников», состоявшей из таких же «верных ленинцев», как и он сам, эвакуировали в Самару, где в скором времени и расстреляли. Существует версия, что Кедрова пристрелил лично Берия. Если это соответствует действительности, то данный поступок Лаврентия Павловича является, пожалуй, единственным, за который его можно похвалить.

Так окончил свой позорный жизненный путь этот «герой Гражданской войны», «соратник Дзержинского», «почетный чекист», безумный маньяк, жестокий палач, садист, детоубийца и создатель «лагерей смерти». Божественное правосудие и в данном случае восторжествовало, но, к сожалению, ненадолго.  Через три года после смерти Сталина началась хрущевская кампании по реабилитации ленинской сволочи, ликвидированной во время партийных разборок «отцом народов». В число «незаконно репрессированных» попал и наш «герой», и его омерзительное имя было возвращено из мрака забвения. В честь «пламенного борца за народное счастье» были названы улицы в Москве, Архангельске, Ярославле, Вологде, Котласе и других местах, где этот «борец» творил свои чудовищные злодеяния.

После развала Совка на короткое время показалось, что с этим циничным надругательством над памятью убиенных Кедровым русских людей будет покончено, и мерзкое имя этого человекообразного существа навсегда исчезнет с Русской земли. Эти ожидания не оправдались. С большим трудом удалось избавиться только от набережной Кедрова в Вологде. После прихода к власти чекистского выродка Путина процесс пошел в обратном направлении. На страницы газет, особенно местных, хлынул целый поток статей, оправдывающих Кедрова и подобных ему изуверов ленинского режима. На защиту так называемой «нашей истории» поднялись потомки чекистских живодеров, доказывающие устно и печатно, что посягать на имена плачей Русского народа кощунственно, а переименовывать названные в их «честь» улицы святотатственно. На месте расстрела Кедрова и других «верных ленинцев» под Самарой был воздвигнут памятник с циничной надписью: «поклонимся памяти невинно погибших…»

 

Памятник на месте убийства Кедрова и других большевицких преступников. 

Чтобы оценить всю глубину цинизма этой фразы, достаточно упомянуть, что помимо Кедрова здесь был казнен и один из палачей Царской семьи Голощекин. «Невинность» всех остальных ликвидированных большевиков также вызывает, мягко говоря, сильные сомнения. Все они были активными деятелями преступного антинародного режима, услужливыми сталинскими лакеями и пострадали исключительно за свою недостаточно усердную услужливость.

Что касается жены Кедрова садистки Ревекки Акибовны Майзель-Пластининой, то ей в число «необоснованно репрессированных» попасть не удалось. Она благополучно пережила все сталинские чистки, а также «великую отечественную» войну и подохла в 1946 году в Москве, избежав, таким образом, возмездия здесь на земле, но, конечно, не уйдет от него на Страшном Суде. Прах этой мрази покоится в колумбарии Донского крематория Москвы, желающие могут сходить полюбоваться.

Остается добавить, что населяющий РФ «многонациональный народ» абсолютно не беспокоит существование в стране городов и улиц, названных именами большевицких изуверов. Русскоязычное население эРэФии находится в состоянии полнейшего нравственного отупения и ничего оскорбительного в таких наименованиях не видит. Такое положение дел лишь на первый взгляд кажется удивительным, но если вспомнить, что данное население является не потомками тех, кого истребляли всякие ленины, сталины и кедровы, а потомками тех, кого эти ленины, сталины и кедровы выращивали взамен уничтожаемого Русского народа, то все становится на свои места. Без кедровых эти люди просто бы погибли в инородной и чуждой для них Русской среде, подобно тому, как микробы погибают в здоровом и сильном организме, но кедровы, истребив настоящий Русский народ, расчистили для них жизненное пространство, и теперь они, конечно, могут испытывать только глубокую благодарность к нашим убийцам и палачам.

Редакция сайта «Сила и Слава».

http://www.virtus-et-gloria.com/Menu.aspx?book=texts/140830doc.html