Тип пропагандиста-краснобая

Все-таки забористый персонаж. Есть в нем эдакая савецкая густопсовость, не дающая равнодушно пройти мимо. Кургинян – это политрук. Надсадно-горластый, наглый, нахрапистый, грубо работающий под своего, под нар-р-род, но при этом к народу отношения не имеющий и, судя по приемам дешевой, крикливой демагогии, народ нисколько уважающий. Таких мы видели в гражданскую. В принципе, таким был Троцкий, типаж которого в упрощенном виде повторяли бесчисленные клоны на уровне дивизий, полков, батальонов и рот. Один из подобных мелких бесов – Кургинян. Это дошедший до нас из далекого прошлого тип советского пропагандиста-краснобая. В 30-е такие воспевали людоедскую (в буквальном смысле) коллективизацию, красную Испанию, обожали фильм «Цирк», крымские дома творчества и московские рестораны с зеркалами и пальмами. В 41-м такие в прокуренных московских редакциях, глотнув пайковой водки, лихорадочно сочиняли липовые мифы про Зою Космодемьянскую и 28 панфиловцев. А в 42-м, в соответствии с новыми установками товарища Сталина, они же принялись дружно взывать к национальным чувствам «великого русского народа», вдохновляя его на роль повального пушечного мяса. Есть еще одно имя, которое всякий раз вспоминаешь, слушая истеричные камлания Кургиняна: Эренбург, эта ходячая бездна ненависти. Образ врага – «оранжевой чумы» - Кургинян размашисто кроит по лекалам знаменитой плотоядной статьи «Убей немца». На Поклонной горе эта методика довела его до белой пены на подбородке. Красноречива та властно-погоняющая, комиссарская интонация с которой Кургинян орал «Нет оранжевой чуме!» перед согнанным на Поклонную политическим пушечным мясом. Вот так же «кожанки» напутствовали красноармейцев на вокзальных площадях перед отправкой на «колчаковские фронты». Вот так же сытые крикуны из Главпура осенью 41-го вдохновляли безоружных ополченцев на защиту товарища Сталина…

О чем думала толпа на Поклонной, согреваясь водкой и слушая в полуха ораторов? Одно не следует забывать т. Кургиняну: в русском «пушечном мясе» периодически просыпается неприязнь к чересчур шумным политрукам. Вспомним хотя бы сцену гибели комиссара Штокмана из «Тихого Дона». Вот чем порой кончаются у нас некоторые митинги:

«…Второй выстрел опрокинул Штокмана навзничь, повалил со стола под

ноги красноармейцев. А на стол молодо вскочил один из сердобцев,

длинноротый и плоскозубый, с изъеденным оспою лицом, зычно крикнул:

- Мы много тут слухали разных посулов, но это все, дорогие товарищи,

есть голая брехня и угрозы. Скопырнулся, лежит этот бородатый оратор, но

собаке - собачья смерть! Смерть коммунистам - врагам трудового

крестьянства! Я скажу, товарищи, дорогие бойцы, что наши теперь открытые

глаза. Мы знаем, против кого надо идти! К примеру, у нас в Вольском уезде

что было говорено? Равенство, братство народов! Вот что было говорено

обманщиками-коммунистами... А что на самом деле получилось? Хотя бы мой

папаша - прислал нам сообщение и слезное письмо, пишет: грабеж идет

несусветный среди белого дня! У того же у моего папашки хлебец весь вымели

и мельничушку забрали, а декрет так провозглашает за трудовое

крестьянство? Если мельничушка эта трудовым потом моих родителей нажитая,

тогда, я вас спрашиваю, - это не есть грабеж коммунистов? Бить их в дым и

кровь!».                                                                                                   

Так что, товарищ Кургинян, не будите лиха. Давайте-ка лучше мирно, цивилизованно, по-оранжевому…