На днях состоялись суды над задержанными во время «Русского марша» 4 ноября националистами из незарегистрированной партии «Великая Россия». Всем им суд под копирку приписал по 10 тысяч рублей штрафа за, якобы, несанкционированное шествие.
«Несанкционированного шествия не было. Мы представили суду сотни доказательств – фото, видео. Несанкционированное шествие придумали полицейские чины, и так записали в заранее заготовленные рапорты. Они просто вписали в бланки фамилии членов партии», - заявил лидер «Великой России» Андрей Савельев в интервью «Свободной прессе».
-«СП»: Формулировка кажется странной – ведь задержали и судили участников согласованного с мэрией Москвы «Русского марша».
- Мы не успели присоединиться к «Русскому маршу». Полицейские сказали, что их специально перебросили к месту нашего сбора, перехватить членов «Великой России». Властям нужен «Русский марш» с кучей городских сумасшедших, карнавал, разноголосица и полное отсутствие перспектив. А у нашей партии есть концепция развития и жесткая организация. Мы слишком выгодно выглядим на фоне винегрета из флагов и каши идей. Поэтому в полицию поступил сигнал, что на марш идут люди в форме СС – их надо задержать как провокаторов. А в полиции служат люди дикие. Они не разбираются, где форма СС, где – ВМФ России.
- «СП»: Существует мнение, что сейчас страна переживает некий переломный момент. Оппозиция пытается консолидироваться. Власти, в свою очередь, ужесточают законы, откровенно «закручивая гайки». Как вы, с точки зрения опытного политика, оцениваете политическую ситуацию?
- Мы находимся на переломе эпох более масштабном, чем можем себе представить. Это процесс не только российский, но и мировой: экономика, построенная на всевластии «золотого тельца», зашла в тупик. В России это чувствуется особенно остро, так как у нас олигархи наиболее циничные и безжалостные по отношению к народу.
Возможно, не все понимают, но Россия уже развалилась на куски, примерно как при Михаиле Горбачеве. То есть страна перестала управляться как целостный организм. Владимир Путинраздал управление отраслями и территориями кланам: родственным, этническим, криминальным. Сейчас страну от территориального распада удерживает единственное обстоятельство: путинская группировка торгует энергоносителями за рубеж и владеет трубопроводами. Их надо контролировать на всем протяжении, чтобы не терять прибыль.
Политическая составляющая кризиса понимания такова: готовиться надо не к боям на улицах, а к тому, как обустроить жизнь после Владимира Путина. То, что его режим отвергнут подавляющим большинством народа – уже факт. Генерация оппозиционных политиков 1990-2000-х годов также отмирает. Они дискредитировали себя, показали двоедушие и готовность в удобном случае примкнуть к существующей власти. А российская контр-элита, которая отрицает режим в принципе и никогда не пойдет на соглашения с нынешним режимом, только формируется.
- «СП»: Одним из главных лозунгов последних месяцев стало требование перейти от слов к делу. Чем именно занимается сейчас «Великая Россия» и ее председатель?
- Сразу скажу: мы не собираемся в подполье подготавливать революцию и сметать путинскую власть мифическими народными армиями. Это напрасные надежды. Исторический процесс идет независимо от нас, объективные условия переворота складываются сами собой. Но партия должна быть готова стать субъективной силой, которая в нужный момент положит нечто существенное на чашу весов. «Великая Россия» уже разработала программу переходных мер и общественную модель, которая должна утвердиться после олигархического правления Владимира Путина.
«Белоленточная» группировка этим не занимается вообще: она ориентирована только на уличную активность, с помощью которой пытается склонить власть к сотрудничеству и, заняв уставленные ей посты, выпилить себе вкусный кусочек бюджета.
- «СП»: Считается, что именно на митингах лидеры оппозиции решились сделать первый шаг к объединению. Ваше отношение к Координационному совету оппозиции? В чем, на ваш взгляд, смысл существования КС?
- Массовый выход людей на улицы был эмоциональным всплеском, подпитанным интернет-технологиями. По поводу митингов мы всегда были настроены скептически. Митинг или шествие – это всего лишь акт пропаганды, напоминание СМИ и народу, что некая сила существует в стране. «Белоленточный» протест неэффективен, так как после митингов ничего не происходит. Правда, сейчас «белоленточники» попытались организовать Координационный Совет оппозиции. Но это странная структура, которая никак не отражает чаяния народа, а люди, которые там присутствуют, неприемлемы как общественные авторитеты.
По сути, это формирование параллельных органов власти – то, что удалось сделать в Ливии и Сирии. Если государство начнет разваливаться, эта структура, при поддержке спонсоров из-за рубежа, попытается взять на себя властные полномочия. Развитие такого сценария мы видели в странах арабского мира. Так что Координационный совет создан Западом «про запас». Или для галочки – чтобы оправдать инвестиции. Сегодня для развития оппозиционного движения в России КС не нужен. Он не способен принимать никакие решения в принципе, так как в него входят люди с противоположными идеологическими установками и интересами.
- «СП»: Заметная часть россиян имеет весьма предвзятое мнение о представителях националистических сил. Как бы вы сами сформулировали основные тезисы вашего мировоззрения, ваш идеологический базис?
- Большую часть прибавочной стоимости с помощью финансовых инструментов присваивает узкий круг олигархов. Они обезумели от «золотого дождя», который стал изливаться на них при Путине. Страна живет только за счет продажи энергоносителей, социальные программы сворачиваются, социальное государство ликвидируется. Гражданам на жизнь остаются нищенские средства. Такая система должна умереть. Важно, чтобы при этом не рухнуло государство и не умерла страна.
Общество должно отказаться от монетарной экономики и быть перестроено от основ. Восстановить человеческую, национальную солидарность и демографический потенциал: надо понимать, что никакой пенсии государство вскоре платить не сможет. Единственный шанс выжить в преклонных годах – это иметь достаточное количество детей, которые будут работать и поддерживать своих престарелых родителей. То есть вернуться к основам, на которых расцвела европейская цивилизация – чадолюбие, большие семьи, достоинство службы и мастерства, производство ценностей, а не фикций, социальная и национальная солидарность, непримиримость к преступности, презрение к греху.
Это основополагающие ценности, которые веками культивировались в русском историческом творчестве, в русском государстве, в православной вере. Все эти идеи применительно к современности у нас прописаны в «Национальном манифесте». А попытки либеральных «белоленточников» консолидировать общество на основе интернет-технологий и ценностей мира потребления – бессмысленны. Это рябь на поверхности океана, она не может взволновать Россию до глубин.
- «СП»: В наше время, в условиях спада протестных настроений и гражданской апатии, какие задачи ставят перед собой националисты?
- Надо уйти от идейных противников, – либералов, и определить свою собственную линию. Поддержка народа будет только в том случае, если националистов возглавят самостоятельные лидеры, с четкими целями, без закулисных игр. Надо работать с простыми людьми, пропагандировать свои идеи. Смотрите: членов «Великой России» перед «Русским маршем» сдали в полицию русские люди. Задерживали нас полицейские, тоже русские люди - не кавказцы, не азиаты. Свидетельствуют против нас в суде тоже русские люди. Откуда взялся этой слой русских людей, который работает на враждебную нам власть и подавляет общественную активность? Откуда взялись миллионы, которые не желают противиться злу, соучаствуют в разорении страны? Они и есть точка приложений усилий националистов – сначала надо достучаться до их чувств, сердец и разума.
- «СП»: Примет ли «Великая Россия» участие в «Марше Свободы» 15 ноября?
- В маршах и митингах, где «Великая Россия» не является организатором, мы больше не примем участия. Если мэрия Москвы не будет чинить препятствий и согласует нашу заявку, мы проведем свое шествие ориентировочно 23 декабря – в честь взятия крепости Измаил.
Дело 23-х продолжается
По задержанию 4 ноября наших соратников и случайных лиц мы сегодня отработали модель, отличную от той, которую предложили правозащитники. И поняли, что мы поступили правильно. Встык прошли два затяжных заседания.
Первое вел изъявивший готовность помогать нам юрист, которому, как я понимаю, доставляет наслаждение издеваться над судьями. В этом есть определенный позитив: все-таки судьи иногда должны получать информацию, что они – просто самозванцы, и закона, который определял бы их конституционные полномочия, просто нет. Можно на это закрыть глаза, когда судья ведет себя прилично и все-таки выступает если не от лица народа, то хотя бы от лица справедливости. В данном случае издевательства были оправданы.
Нас впечатлил вызов милиции в суд – по поводу регистрации факта преступления. Судья присвоил или превысил полномочия. Дважды в суд заваливались полицейские. Судья вызвала в ответку судебных приставов. Лицо судьи было опрокинутым, когда она в своей плащ-накидке проплыла в канцелярию мимо нас.
Процедура была затяжной и проходила без нашего участия. Правозащитник разбирался с судьей наедине, цепляясь за процедуру. Я сказал соратникам: «Что происходит? Тренинг судьи». А наша задача – тренироваться самим, перестать дрожать в суде. И понимать, что есть обстоятельства, подобные вооруженному грабежу на улице. Отнимут у тебя десять тысяч рублей – и ничего ты не сделаешь. Если судья может сказать на черное – белое, то о законе можно забыть. И судебная процедура будет формой бесстыдного грабежа. Хоть тут убейся по процедурным вопросам. Даже если предположить немыслимое, и удастся хотя бы несколько человек отбить от штрафных санкций, это не убережет их от последующих репрессий. И, скорее всего, подорвет их желание участвовать в политике. Потому что в суде их роль – серые мышки, за которых все решили без них.
Мы попробовали иной подход. Рассматривая репрессивные процессы против нас как политическую борьбу и как тренинг, в котором мы отрабатываем взаимодействие с соратниками, умение говорить в суде, аргументировать, создавать из судебного дела информационные поводы. Даже элементарные технические вопросы надо научиться решать – заявки на видеосъемки, обеспечение работы диктофонов, изготовление информационного продукта. Все это не так просто, как кажется. И требует определенных усилий. Мне вот, с техническими средствами как-то не очень везет. Обычно послушные устройства в суде почему-то работают как-то не так или вовсе не работают. Может, руки дрожат? Реально, с моим опытом публичных выступлений, в суде какая-то особо нервная атмосфера. Это отметили и все соратники, которые были сегодня на заседании.
Попытка нас вообще убрать из суда и предоставить все дела правозащитнику, это тупик. Туда нас и загнали. Кажется, мы поняли, что это не годится: бегать от суда, как будто мы клумбу потоптали или дворнику нахамили. Тут дело политическое, и вести его надо как политическое. С максимумом публичности. И прямо глядя в глаза судье.
Сегодня был судебный процесс по преследованию Юрия Велькина. С ним у нас особый случай – 4 ноября он был не только задержан, но и избит омоновцами. Можно было все это спустить на тормозах – правозащитник продолжил бы портить настроение судье, но итога это никак не изменило бы. Приговор все равно ожидался прежний. Мы пошли иным путем: путем подробнейших обсуждений и представления доказательств того, что не только дело Велькина, но и все «дело 23-х» - это заказная фальсификация.
Первым, как положено, давал объяснения Юрий Велькин. Он подчеркнул отсутствие в его поступках каких-либо признаков правонарушения, описал свои действия и остановился на моменте своего задержания, когда мы с ним вместе были повалены на тротуар, а когда встали, началось избиение. Результаты бесчинства омоновцев зафиксированы медицинскими исследваниями, которые были проведены в тот же день. Также Ю.Велькин заявил: «Как я мог кричать «Россия для русских!», когда я по национальности мордвин?!» (Так написано во всех рапортах: скандировали «Один за всех» и «Россия для русских».
В дело пошли подготовленные накануне ходатайства о вызове свидетелей и приобщении к делу объяснений Ю.Велькина и фото- и видео- материалов.
Мне впервые в жизни довелось взять на себя функцию общественного защитника. И я устроил часовую лекцию с демонстрацией и комментариями фото и видеодокументов. Я объяснил, что задержания были очевидным заказом, который вскрылся в результате анализа сообщений СМИ и некоторых материалов интернет-ресурсов. Его целью было недопущение нас на «Русский марш», а методом – клеветнические измышления о людях «в черных шинелях со свастикой». Измышления исходили от наших заклятых друзей, узурпировавших организацию РМ, а также от пресс-службы ГУ МВД по Москве. Обе стороны действовали слаженно. При этом перемещения бойцов 2-го ОПП и 1-го и 4-го батальонов ОМОН по нашу душу началось задолго до того, как мы начали движение от м. Третьяковская. Операция была запланирована. Как мы выяснили в других процессах от полицейских чинов, каждому из них прямо было указано, что хватать надо людей в черной форме «со свастикой». И они это выполнили, попутно прихватив тех, кто подвернулся под руку. Но все же большинство оказались именно те, кто был в фуражках и повязках «Великой России». Репрессия для нижних чинов была обоснована тем, что они чуть ли ни с фашизмом борются. А в действительности они просто бездумно выполняли преступный приказ. Приказ был отдан полковником Сердюком и подполковником Богдановичем, которые также изволили лично ручки приложить к задержанию нескольких человек.
Итак, вот эти люди объявили, что надо брать людей в «черных шинелях со свастикой». И о том же в этот день сообщила пресс-служба ГУ МВД по Москве. Это уже рецидив, ибо то же самое было сделано в Сергиевом Посаде с аналогичным заявлением ГУ по Подмосковью. Что заставляет предполагать систематично организованную кампанию против нас, не признающих эту власть и занятых делом, опасным режиму.
Далее – о роли провокаторов из нижних чинов, которых вместо себя подставили Сердюк и Богданович. В процессе против Велькина свидетелей в этот день мы не дождались. А вот в моем процессе, который уже перешел в стадию подготовки апелляции, выявлены два тщедушных полицейских – Жуков и Сидоров. Разумеется, они ничего не могли видеть. Потому что пришли к моменту задержания, двигаясь нам навстречу. На это тоже было обращено внимание суда. ОМОНОвцы не могли видеть ничего сквозь затемненные и зарешеченные стекла своего КАМАЗа, а эти недорослики – потому что просто пришли к «шапочному разбору».
Их лица попали на фотографии:
Несчастные ребята, которых заставили врать и изворачиваться. Они путались и лжесвидетельствовали. Но страх перед начальством для них сильнее, чем опасность быть изобличенными во лжи. Нам придется изменить их представление о жизни.
Мою часовую речь я снабдил комментариями к фотографиям и видео, которые продемонстрировал суду. Я показал судье, которая уже по глупости вынесла решение в моем деле, запечатлев в постановлении, что фотографии не датированы. Я показал, как обнаружить датировку, раз десять ткнув судью носом в то, что ее непрофессионализм привел к судебной ошибке. По фотографиям выходило, что мы начали движение от м. Третьяковская в 11.02, а последнего задержанного впихнули в автобус с 11.19. По времени это резко расходится с документами дела, где всюду проставлено (во всех делах «23-х») 12.10. Налицо фальсификация. По месту – то же самое: задержания были на 1-м Кадашевском и на Б.Ордынке, 18. В материалах дела всюду – Б.Ордынка 23, с.1. Я уже не говорю о фальсификации подписей и рапортах лиц, которые реально не задерживали тех, на кого писали свои лжесвидетельства.
Видео я предложил посмотреть почти все и почти полностью. И комментировал: вот мы идем тут-то, вот тут-то. Где флаги, где транспоранты? Где препятствия транспорту, где скандирования? Ничего нет! Значит, все дела – фальшивки. При этом съемки ведутся практически без паузы. Их 17 минут, в которые уложился весь процесс, видеозапись составила 13 минут. По записи видно, что никто не представляется, не требует разойтись. Нападение внезапно.
Что думает судья? Я оборачиваюсь, отрываясь от экрана монитора. Глаза судьи смотрят в бумагу. Приходится возмущаться: «А для кого я все это показываю и комментирую?!» Судья опешила: «Суду вопросы не задают…» «Тогда для кого я тут выступаю и даю объяснения?» Кажется, внимание судьи восстановлено, и опущенные глаза – для записей. Что там будет? Впрочем, неважно. Важно, что очевидность фальшивки налицо.
Я подробно остановился на избиении Юрия Велькина омоновцами. Этот эпизод полностью опровергает записанную во всех делах «23-х» формулировку, что «физическое насилие и спецсредства не применялись». Спецсредств мы не видели, но насилие было – вплоть до нанесения ударов в лицо коленом.
Заканчиваю речь тем, что сообщаю о политическом характере дела. Что «дело 23-х» войдет в историю. Оно уже отражено в публикациях СМИ, все материалы выложены в сеть интернет или будут выложены, все фигуранты дела будут установлены, и мы будем добиваться наказания фальсификаторов и их пособников. В дополнение к скандалу, устроенному правозащитником, это звучит зловеще. Не случайно в комнатушке заседаний сидел рослый судебный пристав. Корректный и даже заинтересованный нашими речами (он все время пытался заглядывать в монитор).
После меня опросили наших свидетелей.
Николай Тишин с предельной подробностью описал, как и где он находился во время нашего следования к месту сбора на РМ, где он делал видеосъемки, что и как ему отвечали полицейские чины на требование объявить причины задержания. Был описан эпизод задержания Юрия Велькина, подробно описано избиение.
По клеветническим рапортам я предложил ему ответить на вопросы, и ответы полностью разоблачили ложь подставных лжесвидетелей: не было никакого «несанкционированного шествия»: ни плакатов, ни флагов, ни скандирований, ни препятствий для движения пешеходов или транспорта. В подробностях этот вопрос был совещен. Но главное: был предъявлен аппарат, который Николай Тишин вел съемки, и он заявил, что в процессе апелляции будет проведена экспертиза этого устройства вместе с отснятым содержимым. Что неизбежно станет основой для разоблачения лжи в сфабрикованных против нас делах. Также Николай спокойным академическим тоном сообщил, как он будет заниматься этим делом «вплоть до уголовных преследований и посадок». Кажется, судья поняла, что речь идет не только о лжесвидетелях.
Затем выступил Николай Царёв. Он прошел с нами только в одну сторону – до 1-го Кадашевского переулка, где и был схвачен омоновцами. Он также со всеми подробностями остановился на описании нашего движения – в то время, пока он его мог видеть. Николай Царёв подтвердил, что по маршруту с нами могли быть максимум два представителя правоохранительных органов, которые только и могли давать показания как свидетели – те самые Сердюк и Богданович, которых мы очень хотели бы видеть в суде. Все остальные омоновцы, кто рассказывал в суде байки по мотивам своих фальшивых рапортов, ничего видеть не могли. Царёв подтвердил, что когда он находился в омоновском КАМАЗе, через его зарешеченные и затонированные стекла практически ничего невозможно было разглядеть. Таким образом, ложь «свидетелей» очевидна. Также были даны пояснения по всем претензиям, которые имеются в рапортах против «23-х». Ничего, имеющего отношение к действительности, в них просто нет.
Заседание завершилось отложением дела. По причине отсутствия свидетелей из тех, что фальсифицировал дело и необходимости сделать копии с материалов Н.Тишина. К концу заседания на лице судьи читалась человеческая усталость. Это был хороший результат. По крайней мере, он дал нам уверенность в своей правоте и уверенность в том, что каждый из нас может выступать в суде, изобличая политический сговор властей, доносчиков и правоохранителей.
Результат рассмотрения дела предрешен. Но в нашем варианте отношения к делу мы проходим школу борьбы и предотвращаем попытку властей тихо нас засудить и унизить. Вопреки этим замыслам, мы получаем новый заряд энергии и готовы бороться дальше – не только в судебных залах. В ближайшее время мы проведем конференцию «Закон и порядок для России», где коснемся положения в нашей стране, где произвол приобретает все больший размах. Там мы будем смотреть на ситуацию шире, но и «дело 23-х» тоже рассмотрим как пример глубочайшего кризиса режима, чьи лидеры уже не в состоянии править по закону.
Кукольный суд
Мой мобильник вдруг сказал: «Файл поврежден и удален», поэтому мне остается надеяться, что звукозапись в нем все-таки сохранилась и как-то ее можно будет вытащить с помощью программ восстановления данных. Жаль будет, если публика лишится спектакля, который был в суде. Я такой комедии давно не видел. Впрочем, скорее, трагикомедии, потому что бессовестность людей, которые, якобы, имеют какое-то отношение к правосудию, совершенно очевидна.
Так вот по свежим следам - словами. Если восстановлю запись, то сделаю очень познавательные ролики.
Судья Елена Коробченко. Я назвал ее про себя «судья-барби».
Я уже встречал такой типаж. Лакированный. Как я понимаю, это люди доверенные – их ставят в судьи с далеко идущей целью. И зарплата немаленькая, и «человек все понимает», и пристроен как свой. Вспоминаю судью Козлова (или Козакова? пусть будет Козлова – так правильнее), который блокировал регистрацию партии «Великая Россия». Был в Таганском суде. Такой аккуратненький молодой человек с нежным пушком на щеках и еще не стертом юношеским румянцем. Он был предельно корректен, все ходатайства принимал и даже запомнил некоторых участников процесса по имени и отчеству. Итог: решение, целиком и полностью пренебрегающее законом и здравым смыслом. Мол, ничего личного: что сказали зачитать, то и зачитал. Вот судья Коробченко именно такой же тип.
Чуть подробнее. Судья – еще молодая женщина без признаков переживаний на лице, старательно держащем одну и ту же беспристрастную мину – лишь бы не появились морщины. Лишние лет пять она сможет сохранять иллюзию относительной молодости. Но судья-барби не знает, что эта маска – один из достаточно ярких признаков порока. И в данном случае попытка сохранить лицо его порочит невероятно. Лицо мертвенно-кукольное, неживое. Искусственное, как и все, что я видел в суде.
Я заготовил множество ходатайств по всем деталям события 4 ноября 2012. Они требовали привлечения свидетелей и запрос документов, которые полностью показали бы, что же все-таки происходило. Все без исключения ходатайства были приобщены к делу. Чтобы у судьи не было соблазна подшить бумаги и забыть, я все их добросовестно прочитал вслух. Это все было принято стоически. То есть, пропущено мимо ушей.
Примерно час все это я читал. И все шло в дело. С обещанием рассмотреть в совещательной комнате все мои предложения: об отложении дела до проверки в СБУ, прекращения дела в связи с фальсификацией подписей и проч. Мне было сказано: давайте, давайте все. И я выдал всё, что было. Может быть, напрасно. Но, судя по результату, судье было все равно: главное отбыть номер. У меня же была задача включить в дело максимум информации, опровергающей материалы, сфабрикованные полицаями.
Самое интересное началось, когда пошел опрос «свидетелей». Как я и предполагал, «свидетелями» оказались лица, которых на месте событий не было. И которые составили рапорты о моем задержании, но точно меня не задерживали. На фото и видео их просто не было. Интересно было выяснить, с чем эти дежурные негодяи пришли в суд.
Первый свидетель Жуков Павел Петрович – маленькая обезьянка, примерно мне по плечо. Я бы сквозь него прошел – и не заметил. Нет сомнений, он просто отбывал свою обязанность – делать грязные дела в суде, пока его коллеги делают грязную работу на улице. Жуков оттарабанил заученный текст, из которого пришла важная информация: полицаев 2-го Оперативного полка сняли из резерва именно по нашу душу. Они вовсе не случайно оказались у м. Третьяковская. Выяснена и фамилия лица, которое ими командовало – ст. лейтенант А.А.Орешин. Обезьянка долго не хотела называть фамилии и заискивающе погладывала на судью, ища поддержки. Но судья все же попросила фамилию назвать. Теперь мы знаем, кто был исполнителем преступного приказа – мелкая сошка. Я просил вызвать его в суд, но судья в своем итоговом выступлении отвергла эту просьбу. Почему? А нипочему. Потому что эта фигура «процессуальной роли» не играет. Истина тут не важна: важно, что есть бумажка, и для судьи бумажка полицая – это единственная неоспоримая истина.
Я стал выяснять, какова все же была причина задержания. Обезьянка быстро сбился с заученного текста и стал возмущаться, что я ему вообще задаю вопросы, когда он – страж порядка, а я – неизвестно кто. Его пришлось раза три успокаивать, напоминая, что мне вопросы он будет задавать, когда мы с ним поменяемся местами. Так вот, причина задержания, как выяснилась, была точно указана в сообщениях ГУ МВД, состряпанных еще до самого задержания: «люди в черной одежде со свастикой». Я стал домогаться: знает ли «свидетель», как выглядит свастика. Вроде как знает. Вынимаю повязку: это свастика? Шок и трепет. Ни «да», ни «нет». «Я вообще не знаю». Но только что он твердо знал, что такое свастика. Сообщение, что это лабарум, и что стоит извиниться за нанесенное оскорбление, вызывает на лице еще юном, но уже с чертами давно пьющего человека, бурю смятения.
Судья вступается: задавайте вопросы дальше. Дальше выясняем, что же послужило причиной задержания именно меня. Нет ответов. И вообще: «У меня столько работы было, мы задержали 9 человек!» Я сочувствую тяжелой жизни полицая. Трудно ему. Но все же отвечать надо: есть конкретный человек, надо конкретно отвечать, что он нарушил. Ответа нет. Максимум: он был активен, а мы брали самых активных.
Далее вопрос, где задерживали. Парень явно не был на месте событий. Он выкручивается, пытается обойти вопрос о том, сколько метров от входа в метро было в момент задержания. «От 100 метров до километра». Все понятно. Человек там не был, не знает ничего. Сказал, что все 9 человек он задержал в одном месте. В действительности, это не так. И на это указали свидетели. В итоге: судье плевать на свидетелей. Что рядом со мной был только Николай, а других задерживали в другом месте, судья оставила без внимания.
Предъявляю подписи обезьянки в разных протоколах. Он тут же опознает свои. Два начертания явно разным почерком. Не нужно быть графологом. Тем более, что в дело мной внесена копия протокола, которую я 4 ноября получил в участке. Там подписей нет. А в деле есть. Подлог налицо. Кто-то чиркнул за обезьянку-Жукова, и теперь ему приходится изворачиваться.
Предъявляю фотографию: вот два человека в форме ведут меня. Жуков в шоке. И начинает чуть ли не орать: «А где дата фотографии?! Вы тут кого-то в форму переодели?! Я ничего не знаю!» Спокойно раз за разом спрашиваю его: «На этом изображении есть вы или нет?» Свидетель отказывается отвечать. Кажется, что он сейчас упадет в обморок.
Этот недорослик Жуков из всей компании «свидетелей» выглядел наиподлейшим. Врал, путался и снова врал. Я спрашивал, что он видел лично? Он заученно повторял рапорт. Что он видел в моих действиях? Я делал то, что написано в рапорте. Если был задержан, «значит было за что». Так за что именно? Где именно я мешал прохожим, видел ли «свидетель» меня кричащим что-то и т.д. Ноль информации. Ничего он не видел. Судье, как выяснилось, - пофиг.
Второй свидетель – такая же обезьянка, только темной масти. Сидоров Иван Вячеславович. У этого очень быстро отшибло мозги. Может, действительно отшибло. По крайней мере, он сразу попался в ловушку, когда я спросил, подписывал ли он как свидетель оба листа протокола об административном правонарушении. Он рьяно стал утверждать, то оба. Потом, что штук шесть листов. Но его подпись значилась на одном листе. Судье – пофиг. Потом выяснилось, что Сидоров подписывал только тот документ, который он самолично составлял. Он просто забыл, что есть еще протокол, который оформляли в участке и где он значится свидетелем. Или никогда не знал этого. Судья помогла – подсказала. Как родному дитяте, у которого что-то с памятью.
Обращаю внимание судьи, что «свидетель» вообще не в курсе, какова его «процессуальная роль». Судья делает слегка удивленное лицо. И ласково сообщает, что свидетель что-то «забыл». Ну забыл человек – с кем не бывает! Надо понять: тяжелая работа. Нас много, а он один. Навернулась слеза.
Предъявляю лист с подписями. Спрашиваю: где ваши подписи. Узнает одну. Очень хорошо. Значит, вторая (из моего протокола) подделка. Но тут же Сидоров спохватывается: нет и вторая моя! Почему же такая принципиальная разница? А вот так вот… Зачем вообще подпись, если ее можно изобразить как угодно? Для суда вроде бы должен быть однозначный повод закрыть дело и разойтись. Но судье – пофиг. Она знает, чем все должно кончиться. Причем именно сегодня. Поэтому предлагает свидетелю подтвердить, что в протоколе его подписи. Свидетель, конечно, подтверждает. Хотя и не помнит, чтобы он их ставил. А судья не желает знать, когда же эти подписи там появились.
Повторная история со «свастикой». Свидетель уверен, что знает, что такое свастика, и что он задерживал людей со свастикой. Ась – а это что? Демонстрируется лабарум. Свидетель не знает, свастика это или нет? Он не разбирается. Хотя только что бы совершенно уверен. Судье – пофиг. Кукла исполняет свою роль. А я воспитываю Сидорова, чтобы он разбирался в символах и своему начальству на слово не верил так уж страстно. Иначе – мордой об стол в суде. Он, может быть, усвоил. Хоть какая-то польза от кукольного суда.
Фотография задержания: вы тут есть? Нет! – решительно реагирует Сидоров. Точно: нет. Его нет на фотографии, потому что он меня не задерживал и, скорее всего, вообще не был на месте событий. Его бы, как и обезьянку-Жукова, я бы прошел, не задержавшись, – такой тщедушный человечек.
К концу вопросов Сидоров вообще ничего не помнил. И меня помнил уже с трудом. Ничего обо мне сказать он не мог. Просто я оказался в какой-то группе, которая куда-то шла, кричала, размахивала флагами и транспарантами, мешала прохожим и транспорту. Почему решил, что я из этой группы? Потому что черная форма. Форма – правонарушение? Нет, но нам сказали задерживать всех, кто в форме. В офицерской форме! Жуть что сказал «свидетель».
В общем, и тут – полный провал «доказательной базы».
Потом пошли свидетели, которые были приглашены для других дел – к моим соратникам. Но судья решила почему-то опросить и их. Ну, чтобы не зря ходили в суд. Все четверо ко мне отношения не имели.
Один – такой потешный простак, так и сказал: «Его не помню, врать не буду». И тут же соврал о том, что мы кричали, что несли флаги – много, плакаты – много. При этом с тем же простодушием он признал, что из полицейского КАМАЗа ничего не видно, потому что окна зарешечены и затонированы. Но что-то он все-таки увидел – то, чего не было. Особенно отметил «нежность», с которой людей бросали в автозак. Он прямо горд был этой «нежностью». Правда, почему то смешал в своей речи два события – в Кадашевском переулке и на Б.Ордынке. Видно было, что парень незлобный, но извилин в мозгу у него большая нехватка.
Еще один – чернявый омоновец с вислым брюхом. Что-то там мямлил, ничего к прочему вранью не прибавляя. Просто пересказал его «своими словами», позабыв половину. Второй омоновец заявил, что задерживал Николая, который был со мной. Но меня почему-то не заметил. Так упорно и говорил: нет, его рядом не было. Ценный свидетель. Если бы суд был судом, а не конторой «рога и копыта».
Последний – одутловатый детина-полицай. Ничего толком не помнивший, кроме того, что кого-то задерживал. Зачем приходил? Вероятно, у них много лишнего времени – чтобы сидеть в суде много часов кряду.
Важно, что омоновцы тоже подтвердили: их выдвинули по приказу. И тоже сказали, что надо будет задерживать людей в форме и «со свастиками». То есть, заказ был еще до того, как мы собрались у метро и двинулись с места. По словам самого простодушного: сказали, что кто-то там что-то делает – надо задержать. Врали одинаково. Как написано в рапортах. Но одному показалось, что он видел транспарант на древках, другой видел один развернутый флаг, третий – пять или шесть развернутых флагов и столько же транспарантов. Конечно, реально они не видели ничего. На наших фото и видео отражается разоблачение: все это вранье, к которому склонили этих недалеких партией их начальники.
Каждого из «свидетелей» пришлось воспитывать по поводу «свастики». Потому что каждый рано или поздно проговаривался. Но последний все же увернулся. Когда я решил повозить его, как и остальных, мордой об стол, он встрепенулся и сказал, что видел какой-то символ, но была ли это свастика, сказать не может.
Что дальше? Дальше суд удалился. Минут сорок – ожидание. Потом судья наедине (беременная секретарь куда-то исчезла) нудно читает мне отказы в удовлетворении ходатайств, а я смотрю на скучное и безжизненное лицо, которое изнутри как будто уже состарилось, а внешне надуто как пластмасса. Отказы во всем. Оперативная съемка не запрашивается, потому что нет доказательств, что она делалась (!) Для установления времени составления протокола начальника ОВД вызвать не надо, потому что он «непроцессуальное лицо». Да вроде бы его я просил пригласить по другому поводу. Правозащитника, который тоже должен был подтвердить, что составление протокола закончилось не в 14.10, а в 16.45 тоже судья отказалась приглашать. Потому что я мог бы сам его пригласить (как бы я это сделал, если я не знаю, где он живет). Двух командиров, которые командовали ОМОНом – полковника Сердюка Владимира Ивановича (командир 4-го батальона) и подполковника Богдановича (командир 1-го батальона) тоже не надо приглашать. Почему? А по кочану! Потому что это расценено как попытка затянуть процесс. Спасибо, что хоть имена этих шакалов мы теперь знаем, и в лицо установили, кто есть кто. С графологической экспертизой – то же самое. Раз свидетели сказали, что это их подписи, то так тому и быть. Действительно, не верить же своим глазам! Кукольные глаза видят только то, что им предписано. В общем – и так далее. Все ходатайства подшиты в дело, но все отклонены.
Скорее всего, судья даже бегло не просматривала наши фотографии и видео. А зачем? Надо мне было бы, конечно, все это прокрутить в процессе заседания. Но результата бы это не изменило. Это человек с совестью сразу бы увидел, что к чему. А кукла – что она может видеть? И даже если видит – что она может понимать?
Еще полчаса ожидания постановления, о содержании которого уже нетрудно было догадаться. «Я понимаю, что Вам тяжело живется. Будьте здоровы» - последнее слово в мертвенное лицо. Разворот, и с чистой совестью – на свободу. И на свежий воздух.
Когда-нибудь мы ритуально предадим огню все эти места, оскверненные ложью и прочей бесовщиной.
Меню
30 ноября 2012
3830
5
