Русский, советский, российский – конфликт идентичностей

 «Хорошо, что Ю. Гагарин не еврей и не татарин, не калмык и не узбек, а наш советский человек».Юмор 60-х

 Крах транзитов и конфликт идентичностей

 Идущие с 1990-х годов изменения в русском самосознании интенсивно изучаются социологами, этнологами  и  политологами,  однако  неутихающие дискуссии говорят о том, что этот процесс до сих пор должным образом не отрефлексирован. Основными причинами этого являются незавершенность длящейся травматической трансформации и трудность абстрагирования от событий и перемен, в которые вовлечено уже не одно поколение.

 В статье по теме - «Транзит идентичности» представлен анализ перехода идентичности населения СССР/ РФ в связке и сравнении с демократическим транзитом. Так как эти процессы шли одновременно, такое исследование показалось нам любопытным.

 Политологи выделяют три этапа демократического транзита:

1)  кризис авторитарного режима и его либерализация.

2)  Установление демократии.

3)  Консолидация демократии.

 По аналогии мы предложили вариант поэтапной разбивки транзита идентичности россиян:

1)  Кризис советской идентичности и ее расщепление.

2)  Создание новой национальной идентичности.

3)  Консолидация общества.

 Отслеживать перипетии демократического транзита в нашей стране мы предоставим читателю и сосредоточимся на идентичности. Сложность ситуации вызвана некомплементарностью, а иногда антагонизмом оснований государственной, гражданской и этнической идентичности. Это вызывает конфликт идентичностей, в котором победившая вытесняет другие. Не случайно во ВМВ более полутора миллионов граждан СССР с оружием в руках воевали против «своей» страны, это рекорд того времени как в абсолютном, так и в относительном исчислении. Именно это дает некоторым исследователям основания говорить не о Великой Отечественной, а о Второй Гражданской.

 В 1990-е гг постсоветские государства с разной степенью успеха преодолели трудности идентификации путем совмещения упомянутых оснований традиционным путем, - выстраивая «государство-нацию» вокруг титульного этноса. Большинство из них за 20 лет успешно справились со вторым этапом транзита, многие переходят к третьему. В пику этому общему тренду создаваемая общероссийская идентичность условно может быть охарактеризова- на как государственно-гражданская (Дробижева, 2013). Этническая ее часть, оставшись за рамками процесса, начинает разъедать государственно-гражданское про- странство РФ. По нашему мнению, современная востре- бованная формула национальной идентичности России состоит в совмещении государственно-гражданской и этнической идентичности.

 Чтобы понять трудности такого слияния, нужно вспомнить, что основой большевицкой этнополитики стала целенаправленная и поначалу открытая деэтнизация русского населения на фоне государственной организации и этнизации населения нерусского. В результате Советский Союз родился как конгломерат этнических территориальных образований разного уровня, объединенных интернационализмом - одним из базовых начал коммунистической социальной мифологии. Успешный реставратор и конструктор идентичностей СССР разъял империю на массу новообразований, зачастую никогда не составлявших общности, в том числе этнической. Так, например, единое цивилизационное пространство Туркестана, представлявшее собой этническую чересполосицу, где основные языковые, культурные и расовые разграничения проходили не по территориям, а по образу жизни – между городами, кишлаками и кочевьями - было разрезано на современные республики. Для русских Советский Союз создал новую – советскую идентичность на идеологической базе. Мощные инструменты социализации – войны, индустриализация, коллективи- зация, террор – привели к частичному успеху создания новой общно- сти, к советизации главным образом русского народа, а также вос- точных украинцев и белорусов, в горниле лишений 1929-1953 гг. Это время стало классическим периодом советской национальной исто- рии, конструктивистской основой «новой исторической общности».

 Кризис советской идентичности был вызван как внешними причинами (например, вырождением связующей идеологии, безверием элит, ослаблением социализации), так и внутренним расколом. Взращенная коммунистами этнократия, получив атрибуты государственности, уже не желала подчиняться Москве и в этом своем нежелании опиралась на сконструированное Москвой же «титульное население».

 К 1990 году руководство Союза оказалось перед фактом многочисленных межнациональных конфликтов среди укрепивших свою этническую идентичность и активно растущих меньшинств. Практически во всех республиках СССР культивировались центробежные, антисоветские и антирусские настроения. Предложенный Б.Н. Ельциным вариант решения проблемы путем «сброса периферии» устроил как элиту и массы России, ожидавшие повышения уровня потребления, так и союзные республики, стремящиеся к независимости (и ожидавшие того же). Затем пути независимых государств резко разошлись. Если в «антисоветских республиках» номенклатурно (но не ментально) принадлежащая КПСС этнократия смогла объяснить «титульному населению» свое советское прошлое исключительно желанием построить внутри СССР национальное государство, то в РСФСР никаких поползновений партийной верхушки в сторону русского народа не было и быть не могло. Само существование русских было официально закреплено лишь на культурном, а не политическом уровне, не говоря уж о государственном. Этноэлиты СНГ в 90е гг сумели органично и наглядно противопоставить государственную идентичность Советского Союза своей этнической идентичности, объявив свои земли некогда оккупированными русскими, тем самым выведя себя из поля ненужных вопросов, отрекшись от своих советских корней и тем самым успешно завершив первый этап транзита идентичности.

 Характерный для распадающихся империй кризис самоопределения привел к неравномерному и неполному возврату народов России к своим этническим корням. Степень неравномерности зависела от  того,  насколь- ко конкретная этническая группа успела «советизироваться». Кто-то вряд ли вообще собирался, кто-то прошел этот путь частично, гонимые государством русские прошли его до конца. Результатом стало несерьезное, поверхностное, этнографическое восприятие русскими своей национальной общности на уровне лаптей, икон, балалаек и матрешек, и как следствие — справедливое осознание себя самыми советскими людьми. Поэтому «реальные и символические вызовы, перед которыми оказался русский народ с конца 80-х годов ХХ века, не привели к мобилизации его этнического самосознания. Оскорбления национальных символов русских доходили в некоторые моменты до крайности, что даже наводило на мысль об использовании этих оскорблений для экспериментального измерения «порога» национальной чувствительности. На эти демонстративные действия не было ответа не только адекватного, но и мало-мальски заметного» (Кара-Мурза, 2003).

 В связи с вышеизложенным полураспад СССР в 1991г можно расценить как неявную попытку сохранения и консервации его «хартленда» - России, инкапсулирование советской идентичности для ее защиты от неблагоприятных внешних воздействий. Подобная метаморфоза наблюдается у многих насекомых: взрослая особь утрачивает активность и полностью видоизменяется, окружив себя защитной оболочкой и затормозив процессы жизнедеятельно- сти до лучших времен.

 Под видом демократизации и реформ шло приспособление советской матрицы к новым условиям существования, апробация управления, структуры и функций. Произошло закрепление во власти и бизнесе партийно-комсомольской номенклатуры, выделение крупной государственной собственности и активов ближнему кругу лиц на держание и кормление, и т.д., об этом писали многие. Продолжилась советская национальная политика в виде превращения национальных меньшинств в относительные большинства путем нарезания им «титульной территории» и восприятия сотни миллионов советизированных русских в качестве субстрата. Сохранилась политико-экономическая модель взаимодействия «федеральный центр – административные элиты республик – титульные этносы», при которой русские остаются в стороне и многие во- просы решаются за их счет. Все это идеально совпало с сохранением принципа интернационализма, переименованного в многонациональность. В результате родился чудовищный мезоморф, симулякр рыночной демократии с вросшей в него управляющей нервной системой советской элиты.

 Таким образом, первый этап транзита идентичности в России остался незавершенным. Перейдем ко второму этапу - созданию новой национальной идентичности. Естественная потребность государства в идеологическом, смысловом единстве граждан обеспечена в Российской Федерации весьма слабо. Согласно Конституции, источником власти является многонациональный народ России, который появился в 1991 г. в виде населения, проживавшего в границах РСФСР. Дотошный исследователь может задаться вопросом: как возможно одновременное появление на свет государства, власти и ее источника? Насколько это осмысленно и легитимно? Ведь в 1990 г. никакого «многонационального народа России» не было, а был лишь советский народ. Продолжая эту мысль, мы можем прийти к любопытнейшим заключениям, но здесь для них нет места. Политически оформить и скрепить ядро советского народа и тем самым придать государству легитимность была призвана идея построения гражданской российской нации.

 В конце прошлого десятилетия властная риторика о создании единой российской нации получила широкое распространение. Необходимость замены советской идентичности была обусловлена реальным ее обветшанием. Рассматривая советскую идентичность, мы увидим, что она была основана на общеобязательной и долгое время успешной идеологии. Проект «советский народ» обеспечивался мощными институтами социализации и интеграции: огромной призывной армией и унитарной идеологизированной школой, индустриальной экономикой, связующей регионы, единым для всей страны интеллектуальным пространством, социальными лифтами и гарантиями и политическим режимом, способным оперативно подавить любые центробежные тенденции. (Гранин, 2011).

 Российская Федерация всего этого лишена и при сохранении принципа многонациональности, этнотерриториальном строении государства и разрешенном национализме меньшинств какие-то попытки реализовать гражданский национальный проект возможны только в среде денационализированных русских. Стандартная принятая в Европе модель подразумевает, что общегосударственная гражданская идентичность строится на базе идентичности государствообразующего народа, напри- мер, французов. Российский опыт уникален попыткой построить общегражданскую идентичность на базе отрицания русского ядра создаваемой политической нации. Так последняя становится чисто юридическим формальным продуктом и ее основой становится паспорт РФ. Традиционный для нашей страны правовой нигилизм, усугубляемый проблемами правового и социального неравенства, делает сплачивающее воздействие такой идентичности невесомым.

 Пессимизм общества по этому поводу подтверждается результатами социологического опроса «Этнокультурный потенциал регионов как фактор формирования российской нации», проведенного Минрегионразвития в 2008 г. в 14 городах России, в т.ч. столицах национальных республик. На вопрос «согласны ли вы с тем, что граждане РФ – это российская нация» ответили «да» 23%, 17% затруднились с ответом. Почти 8% заявили, что для создания нации потребуется еще несколько лет, а 15% - много десятилетий. 38% согласились с утверждением, «в условиях России единая нация возникнуть не может» (Тишков, Степанов, 2008 ).

Эксперты утверждают, что попытка создания в РФ общегражданской идентичности под названием «россияне» за счет игнорирования и дискриминации русского ядра положило начало формированию новых идентичностей. «Во многом русские оказались главными жертвами государства, названного их именем. Им было позволено управлять, но только ценой отказа от собственного развития как нации. Как результат - происходит фрагментация. Возрождение и усиление сибирской идентичности, восточной идентичности, поморской - на Севере, казачьей - по всему югу России» (Гобл, 2013).

 Далее Гобл пишет, что в средне и долгосрочной перспективе рост русского субэтнического национализма представляет гораздо более серьезную угрозу способности Москвы контролировать ситуацию, чем любое другое «нерусское» национальное движение. Гобл рассматривает российский регионализм в виде поморского,  сибирского, ингерманландского и прочих этносепартистских движений по фрагментации русского этноса, как путь к «сецессии» РФ. Создание федеральных округов и укрупнение административных единиц изначально было задумано как механизм вытеснения этнического аспекта идентичности, как противовес этноцентристскому политическому и территориальному устройству государства, не позволяющему перейти к гражданскому нацбилдингу. Итогом же стало оживление русских региональных идентичностей, стремящихся к переходу в иноэтнические.

 Суммируя вышесказанное, мы можем сделать вывод, что если первый этап транзита идентичности (слом советской) в России застрял или был приостановлен сознательно, второй (создание новой) декларирован, но реально не начат, то к третьему (консолидация) мы даже не подошли. Результаты социологических исследований и многие другие данные свидетельствуют, во-первых, о слабой консолидированности российского общества, во-вторых, о явно недостаточной интегрированности населения отдельных регионов в общероссийское политическое и культурное пространство, и, в-третьих, о явном отсутствии сколько-нибудь последовательной, ресурсно обеспеченной и концептуально оформленной политики нациестроительства (Шабаев, 2011). Последнее является непременным условием успешного транзита идентичности.

 Иллюстрацией к теме послужат государственные праздники РФ как отражение попытки власти управлять ходом транзита. После декларативной отмены Первомая и 7 Ноября последовало введение Дня независимости (позже переименован в День России) и Дня Конституции. Равнодушие общества по данным поводам граничило с неприличием, многие читатели и сейчас не вспомнят, когда эти праздники «отмечаются». Поэтому в 2005г был создан максимально приближенный по дате к 7 ноября День народного единства – 4 ноября. Интересно, что исторические исследования датировки праздника, приуроченного к изгнанию интервентов из Кремля в 1612г, утверждают, что именно в этот день в Москве ничего не произошло. Этот праздник с момента появления был приватизирован русским национальным движением и теперь довольно прочно ассоциируется у общества с Русским маршем. Всенародными праздниками в РФ по-прежнему остаются советский День победы и традиционный советский же Новый год. Причем если Новый год вне политики, то День победы сакрализован государством до степени религиозного празднества со священными реликвиями, поклонением святым ветеранам, массовыми квазирелигиозными действами и прочей культовой атрибутикой. Кроме этого, с 2014г официально возрожден Первомай в классической форме организуемых ИОГВ (исполнительными органами государственной власти) общеобязательных шествий перед трибунами на фоне возрождения неосоветской риторики, эстетики и политики в России.

 По этим и некоторым другим признакам мы можем сделать вывод о том,  что государство, столкнувшись с явной невозможностью консолидации общества на ущербной базе российской идентичности, отказалось от транзита и вернулось к «предыдущему сохранению». Бережно укрытое Ельциным от невзгод чудовищное насекомое большевизма успешно перезимовало и переходит в активную форму. Массовая дремлющая советская идентичность населения просыпается, обеспечивая вождям высочайшие политические рейтинги и искомую консолидацию. А так как в конфликте идентичностей победившая вытесняет другие, в том числе этническую, нас это радовать не может. Радует другое: временная консолидация широких народных масс вокруг имперских фантомов и комплексов ускоряет программу имперского саморазрушения (Белковский, 2014).

 Литература

1. Алтуфьев Д.Ю. Транзит идентичности. Этносоциум и межнациональная культура. 2013. № 6
2. Волков Ю.В. Российская идентичность: особенности формирования и проявления // Социологические исследования. 2006. №7.
3. 3. Гобл, Пол. Русская национальная идентичность - самая слабая в Евразии, http://www.regnum.ru/news/polit/1666418.html#ixzz2WZVsAlYz
4. Гранин Ю. Формирование российской нации: коммуникативный аспект. Credo New, 2011. № 4.
5. Дробижева Л.М. Этничность в социально-политическом пространстве Российской Федерации. Опыт 20 лет. М.: Новый хронограф, 2013.
6. Жижек С. Некоторые политически некорректные размышления о насилии во Франции и не только // Логос. 2006. №2.
7. Кара-Мурза С.Г. Демонтаж народа. М.: Алгоритм, 2003.
8. Рыжова С.В. Восприятие социального не- равенства и стратегии экономической мотивации этнических групп // Социаль- ное неравенство этнических групп: пред- ставления и реальность. М., 2002.
9. Тишков В., Степанов В. Кем себя считают россияне //  Этнополитическая  ситуация в России и сопредельных государствах // Ежегодный доклад сети этнологического мониторинга. 2008. М., 2009.
10. Шабаев  Ю.  Этнический   национализм и гражданская нация в современной России // Этнополитическая ситуация в России и  сопредельных  государствах // Ежегодный доклад сети этнологического мониторинга. 2010. М., 2011.