Внедрение религии в школу – та же самая педофилия

«Попытки внедрять религию в школу – та же самая педофилия: пользуясь беспомощностью,  невозможностью иметь аргументы против, пользуясь беззащитностью существа, в него вставляют некую доктрину».

Ника Стрижак: Добрый вечер. Как всегда по будням в это время, в эфире программа «Открытая студия», как всегда мы приветствуем вас в прямом эфире нашей открытой студии в центре Петербурга. Мы сегодня снова хотим обратиться к теме педофилии. Тема неприятная, даже говорить о ней сложно и потому что примеры вопиющи, но вы знаете, сегодня уже на форуме, который у нас, как вы знаете, всегда работает, пришло несколько сообщений: «Ой, ну что же вы опять взялись обсуждать эту тему, да кого она интересует? Да она стоит по проблемам на 20-м месте. Да что вы не нашли ничего более полезного обсудить?».

Вы знаете, уважаемые, или неуважаемые, просто – товарищи, если для вас она на 20-м, то я могу за вас только порадоваться, если в семье есть дети, а я напомню, что детьми у нас считаются молодые люди до 18 лет, особенно, маленькие дети, я думаю, эта тема очень серьезная, потому что в советское время мы так много об этом не говорили, и более того, я как сама мама довольно маленького еще сына, я обращаю внимание, что это ситуация очень тревожная. Как правило, мы всегда думали, что это проблема сексуального насилия касается, в первую очередь, девочек, к сожалению, то выясняется, что и мальчики у нас сегодня вообще просто в такой зоне риска находятся, потому что масса случаев с учителями в школах, с директорами в детских домах, с какими-то руководителями кружков и т.д., и где островки безопасности в нашей стране, во-первых, а во-вторых, давайте поговорим о том, может быть эта проблема настолько серьезна, настолько она развита в веках, что она уже погрязла через наше общество и наши редкие попытки об этом поговорить, и какие-то статьи в газетах, это какая-то ничтожно малая вещь, какие-то очень незначительные шаги, которые нужно сделать в этой истории.

У нас сегодня будут и конкретные примеры очень невеселые, и мы так и назвали нашу программу «Педофилия. Мифы и правда», давайте будем эти 2 часа говорить на эту тему. Я хочу представить вам наших уважаемых собеседников, у нас еще собеседники на подходе к открытой студии в Москве, как они появятся, я сразу их представлю, а сейчас хочу представить наших петербургских собеседников, во-первых, рада приветствовать в нашей программе человека очень известного, режиссера Александра Глебовича Невзорова. Добрый вечер. Представляю еще одного собеседника в Третьей студии Петербургского телевидения, это член Федерального координационного совета «Молодой гвардии «Единая Россия», руководитель федерального проекта защиты детей Яна Лантратова. Яна, добрый вечер. И представляю гостя в открытой студии в Москве, это адвокат Олег Викторович Осташенков, Олег Викторович, приветствую вас. Я еще поясню, что вы как раз один из адвокатской группы адвокатов, которые сейчас работали с семьей Макаровых, это я уже в своем анонсе в новостях сказала, что это дело очень громкое, когда 10 дней назад был объявлен приговор, мы чуть подробнее обсудим это в начале программы, но давайте, я как всегда, напомню о возможностях прямого эфира, телефонные линии включены, форум работает, и на форуме, как всегда, вывешен вопрос на голосование. Сегодня мы спрашиваем: как вам кажется, кто реально борется с педофилами в России? Из массы возможных вариантов ответа, мы все-таки выбрали три, зрители жалуются, что трудно сделать выбор, но тем не менее: первый вариант – полиция, второй – общество, третий – средства массовой информации. Как вы видите, средний вариант ответа пока лидирует. В общем, за 60%. Посмотрим, как изменятся эти цифры. Давайте так поступим: мы сегодня в этой сложной теме решили оттолкнуться от конкретного случая, случая Владимира Макарова. Мы не говорим о том, что он невиновен. Мы говорим о том, что вопросы остались: виновен он или невиновен очень у многих. Давайте посмотрим, и начнем разговор.

Ника Стрижак: Во-первых, я хочу представить еще одного собеседника, который, к счастью, доехал до Открытой студии в Москве, депутат Государственной думы, член фракции «Справедливая Россия», Антон Владимирович Беляков, добрый день Антон Владимирович. Очень короткие комментарии по поводу сюжета, который мы только что увидели, прежде, чем спросить адвоката у вас есть личное мнение по тому, что случилось с Макаровым?

Антон Беляков: Да, безусловно, Ника. Дело в том, что существует две проблемы, кроме огромного количества проблем в нашем обществе, одна из них называется «судебная ошибка», и это колоссальная неприятность вообще для нашего общества, потому что колоссальное количество обвинительных приговоров в нашей стране составляет в процентном соотношении 99,2%. Фактически, если правоохранительные органы решили кого-то посадить, они это сделают независимо от того, прав он, или неправ. И очень справедливо многие адвокаты говорят о том, что у некоторых судей разве что не висят прайс-листы на дверях, суд у нас не скорый, не справедливый, и то полезно, что в карман полезло. Это одна огромная проблема. Для сравнения, во времена дикого лихолетья, коим считается культ личности Сталина, количество оправдательных приговоров было около 30%, то есть, в два раза больше, чем сейчас. За рубежом количество оправдательных приговоров составляет, в зависимости от страны, 40-60%. ТО есть почти половина обвинений оказываются недоказанными. У нас сажают всех. Это одна проблема. Вторая проблема, и она действительно существует, и она не имеет ничего общего с первой, это захлестнувшая нашу страну волна преступлений против половой неприкосновенности несовершеннолетних. Педофил это никакой не миф, это самая что ни на есть реальность, они нападают на наших детей. Их тысячи, причем, среди этих тысяч есть примерно 7-10 тысяч, ну, человек – неправильное слово, наверное, нелюдей, маньяков, которые живут по принципу: изнасиловал – сел –отсидел – изнасиловал – снова сел. Дело Макарова, оно действительно находится на стыке этих двух проблем. Если вы спросите лично мое мнение, то конечно, я не глубоко знаком с материалами дела, но я доверяю целому ряду экспертов, которые оценивали результаты, в частности, мне знакомо заключение независимых полиграфологов из НИИ МВД, о том, что крайне некорректно было сделано исследование на полиграфе, на детекторе лжи, и я как доктор понимаю, что когда ребенок лежит на кровати в медицинском центре, в лежачем положении, у него есть подозрение на повреждение позвоночника, и в некое судно берут мочу, чистота этого судна может вызывать огромное количество вопросов. Там могли быть сперматозоиды с другого этажа, которые там лежали неделю, нет совершенно никакой гарантии, что его кто-то мыл стерильно, поэтому, конечно, количество доказательств, кои сейчас предъявляет обвинение, у меня лично вызывают сомнение. Но это никакого отношения не имеет к проблеме педофилии, которая действительно захлестнула нашу страну.

Ника Стрижак: Я поняла. Давайте так поступим, мы сейчас сделаем паузу, а потом продолжим этот разговор, чтобы не комкать.

Ника Стрижак: Возвращаемся в эфир. Еще сразу представлю одного собеседника в московской студии заместитель председателя общественной организации Московский городской европейский комитет Руслан Анатольевич Ткаченко, Руслан Анатольевич, добрый день. Мы здесь обсуждаем, достаточно короткими комментариями по делу Макарова обвиняемся, Яна, ваше мнение, вы все-таки, я позволю сказать дока, вы очень серьезно занимаетесь семейными проблемами, ваше мнение?

Яна Лантарова: Во-первых, я хочу сказать, что я абсолютно не согласна с тем, что педофилия стоит на 20-м месте. Сейчас хочется сказать, что сегодня в 15 часов идет в Зеленограде суд над Русланом Поплавским, который как раз таки в интернете транслировал свою 7-летнюю дочь. Много месяцев мы пытались доказать, что отец невиновен. Сейчас мы добились о том, что и отец, и мать получили статьи за насилие над своим ребенком. Это настолько серьезная проблема…

Ника Стрижак: Подождите, а что он показывал в интернете?

Яна Лантарова: В интернете, на mail.ru он создавал анкету, где он общался с людьми и транслировал своего ребенка: раздевал, показывал гениталии ребенка, общался…

Ника Стрижак: А вы настаивали, что он виновен?

Яна Лантарова: Да, мы настаивали на том, что он виновен. Мы создали мониторинговый центр по всей России, когда волонтеры борются с распространением детской порнографии и педофилии. У нас были принтскрины, у нас были адреса, все данные этого человека, принтскрин страницы Вконтакте, принтскрин страницы на mail.ru, объяснения с ним, где человек напрямую говорил, что он просто не боится, что у него есть связи, и вы знаете, сколько раз мы звонили в УВД того города, сколько раз мы пытались писать письма, ничего не получалось. Только в конце и в связи с тем, что мы обратились к депутатам, сделали депутатские запросы, и наше письмо дошло до соответствующих органов, была реакция. Сегодня идет еще один суд, когда мы доказали, что это все-таки действительно его руки на фотографиях, и что он виновен. У меня сейчас 18 дел по педофилии, которые мы нашли и предоставили, но тут огромная проблема.

Ника Стрижак: Яна, я хотела все-таки уточнить, по поводу Макарова у вас лично есть какое-то сомнение, что здесь может быть ошибка судебная, или нет?

Яна Лантарова: Вы знаете, я действительно плохо знаю это дело, но я считаю, что когда есть хоть какое-то сомнение, что человек может быть причастен к педофилии, необходимо проверять. Вы знаете, когда мы заходим в аэропорт и проходим досмотр, мы же добровольно, правда, проверяем всю ситуацию, потому что это безопасность. Если есть какой-то мотив, или какое-то подозрение, нужно проверять. Очень жаль, но я считаю, что если это родитель, который действительно любит своего ребенка, он должен идти до конца. И добиваться того, чтобы нашли виновного в изнасиловании его ребенка, а иначе у меня возникает вопрос…

Ника Стрижак: Но в данном случае, вообще не факт, а Александр Глебович, то что сказала Яна, поскольку неизвестно, судебная ошибка, или нет, там еще жена и семья готовы идти до последнего, до европейского суда, есть такое мнение, что лучше посадить невиновного, чем отпустить виновного, вы с этим согласны?

Александр Невзоров: Я бы сказал, что это смелая перефразировка. На самом деле, лучше расстрелять десять невинных, чем упустить одного виноватого. И в данном случае, с учетом взрывоопасности и мерзостности этой темы, это, наверное, скажем так, теоретически верно, но когда мы видим, судя по всему, либо халтуру суда, либо произвол органов, которые тоже абсолютно возможны в России, то вот как бы с такой вот уверенностью повторять вот эту истину про виновных и невиновных не хочется. Я не имею представления о деле Макарова, и вообще считаю, что вопрос педофилии, это гораздо более широкий и сложный вопрос, чем вопрос только сексуального насилия и только каких-то сексуальных прецедентов, потому что мы имеем педофилию, то есть использование маленьких детей в своих целях для удовлетворения различных своих потребностей, в том числе весьма низменных, не только в сексуальной области, а во многих других: в педагогической, в религиозной, скажем так, в государственно-пропагандистской.



Яна Лантарова: Нет четкого определения педофилии в законе. Это не прописано, поэтому…

Александр Невзоров: Есть четкое, вот сейчас вам адвокат ответит прописано это достаточно хорошо. Другое дело, что мы не можем говорить сейчас, как это применяется, пытаются от нас от всех добиться ответа о деле Макарова, а все с делом знакомы мало, но настолько хорошо сказал предыдущий оратор в светленьком костюмчике…

Ника Стрижак: Это Антон Беляков.

Александр Невзоров: Да, что у всех как-то там заскрипело в душе, хотя всегда все, что связано с педофилом, всегда хочется посадить.

Ника Стрижак: Смотрите, Олег Викторович, есть точное определение? Давайте сейчас сошлемся на то, что нам рассказывает закон и наука. И о чем говорит жизнь.

Олег Асташенков: Уголовный кодекс понятия «педофилия» не знает. Это целый ряд статей о половых преступлениях, где речь идет о совершении полового преступления в отношении лица, не достигшего 14-летнего возраста, лица, не достигшего 12-летнего возраста, или в некоторых случаях, заведомо несовершеннолетней. Но сюда попадают и изнасилования, развратные действия, иные насильственные действия сексуального характера, целая глава о половых преступлениях, и каждое из них может быть совершено в отношении лица, не достигшего 14-ти, 12-летнего возраста. Это и есть педофилия с точки зрения уголовного права, конечно.

Антон Беляков: Ника, если позволите, я несколько поспорил бы. Во-первых, действительно эти статьи со 131-й по 135-ю, о которых говорил мой уважаемый коллега, предусматривающие преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних, это одно, но педофилия, коллеги, вообще-то это медицинский диагноз. Причем, предусмотренный международной классификации болезней, МКБ10, так называемой, между нарушением прав несовершеннолетнего, сексуальным преступлением и педофилией есть, как говорят в Одессе, две большие разницы. Педофилия – это диагноз, медицинский диагноз, который предполагает, что лицо, которое совершило преступление, а может быть даже добровольно пришел вот этот вот пациент к психиатру и признал, что у него есть такое влечение, он вообще ничего еще не сделал, но у него есть искаженное сексуальное влечение…

Ника Стрижак: Слушайте, а я не очень согласна, вы меня простите, я понимаю, что медицина так трактует, но я почему-то внутренне не согласна признавать всех этих людей больными. Посмотрите, сколько у нас пытаются гомосексуалистов, людей нетрадиционной сексуальной ориентации тоже объявить больными людьми, а они абсолютно нормальные.

Яна Лантарова: Именно поэтому их и отпускают условно, потому что, возможно, они больны. Что это за оправдание, когда изнасиловали…

Антон Беляков: Уважаемые коллеги, нет никаких оправданий, повторяю, но из 7 тысяч преступников, которые сегодня в год примерно получают сроки реальные за сексуальные преступления, далеко не все педофилы. Если некий негодяй напился и напал на ребенка, он совершенно необязательно педофил, вот что я пытаюсь вам объяснить.

Ника Стрижак: А, я поняла.

Антон Беляков: Это психиатрический диагноз, когда один из основных инстинктов человека, такой же как желание дышать или кушать – инстинкт размножения, инстинкт сексуального влечения, направлен не на взрослого представителя противоположного пола, а на ребенка. Поэтому во многих странах педофил действительно приходит добровольно, и просит им блокировать мужские половые гормоны, потому что он не может бороться со своим влечением…

Ника Стрижак: Антон, я поняла. Прошу прощения…

Антон Беляков: Это не совсем правильная формулировка.

Ника Стрижак: Я очень надеюсь, я забыла напомнить в самом начале, что у нас детей нет сегодня у экрана. Давайте товарищи взрослые сделаем так, чтобы их не было у экранов…

Александр Невзоров: То есть, если их не было до этой минуты, то сейчас-то они как раз и понабегут. Ника, чудесный, классный ход.

Ника Стрижак: Не надо это слушать, действительно, у нас просто взрослый разговор, я хочу уточнить терминологию. Объясните, пожалуйста, я не буду ругаться, я произношу слово, которое есть в словарях и обозначено тоже в терминах про соответствующие половые вопросы, а педерастия что тогда?

Антон Беляков: В юридической практике, в советской, это называлось мужеложство, сегодня мы имеем название гомосексуализм, но это совершенно не одно и то же, это совершенно разные вещи.

Ника Стрижак: То есть, возрастного здесь нет разграничения?

Антон Беляков: Педофилия может быть как по отношению к мальчикам, так и по отношению к девочкам, повторяю, это патологическое сексуальное влечение, которое направлено не на взрослых представителей противоположного пола, а на детей независимо от пола.

Ника Стрижак: Хорошо. Олег Викторович, давайте все-таки про историю с Макаровым, вы дадите комментарий. Как вы полагаете, шанс у вас есть доказать обратное, а вы настаиваете именно на этом.

Олег Асташенков: Приговор неокончательный. Приговор районного суда еще в силу не вступил. Предстоит кассация, четыре возможности надзорной инстанции. Есть ли шансы? Ну, да. Есть шансы. Есть надежда на Московский городской в меньшей степени, и на верховный суд в большей степени. Потому что приговор безобразный с юридической точки зрения. Я здесь ведь не для того, чтобы обсуждать психиатрические или социологические проблемы. Вы меня спросили как юриста об уголовном праве, вот я в этих рамках и отвечаю вам. Конечно, должны быть в нашей стране шансы на обоснованный и юридически грамотный приговор.

Ника Стрижак: Скажите, у кого из сегодняшних наших собеседников есть дочери? У кого дочери? У всех сыновья?

Москва, Руслан Ткаченко: У меня две дочки.

Ника Стрижак: Руслан, скажите, большие дочки, сколько лет?

Руслан Ткаченко: Старшей 8 лет, младшей 4.

Ника Стрижак: Скажите, это не реклама, это журнал есть у всех девчонок страны. Вот они такие журналы читают?

Руслан Ткаченко: Такие не очень. Мы уже переболели.

Ника Стрижак: Хорошо, это типичный журнал, девчонки знают, читают и рисуют. Вот эти стройные длинноногие девочки, с этими талиями, любая девочка, которая нарисует такую девушку, она судя по истории с Макаровым может быть заподозрена в том, что отец ее насилует, да? Получается?

Руслан Ткаченко: Хотя все мультфильмы у нас так нарисованы, Дисней и прочие, что все признаки: узкая талия, грудь, бедра, они все есть.

Ника Стрижак: Дочка Макарова посмотрели рисунки, что она рисует это, но это вообще удивительно, я рекомендую всем родителям озаботиться, чтобы дети вот такие рисунки в школу не носили, потому что неизвестно, чем закончится. Но знаете, я хочу все-таки остановиться на тех словах, которые сказал Александр Глебович. Александр Глебович, понимаете, если мы будем, вам не кажется, что если эту тему брать широко, то получается, что и бороться с ней невозможно.

Александр Невзоров: Нет, возможно. Возможно абсолютно, но это может быть, не решит вопрос самых омерзительных и самых хитрых маньяков, которых много, и которые все равно проникают и в детские коллективы, потому что страшен не тот педофил, который по пьянке напал на ребенка в подворотне, хотя и он тоже страшен и омерзителен. Гораздо страшнее вот эти педагоги, потому что мы помним случаи, фамилию Смирнов все помнят, это депутат, единорос. Весь из себя увешанный крестами и иконами, весь из себя начальник скаутского лагеря, который сейчас тоже огреб 14 лет строгого режима, и который регулярно именно пользуясь своими возможностями педагога, развращал этих детей. Сегодня, если я не ошибаюсь, наконец, то ли заведено уголовное дело, то ли подано в суд на Папу Римского за укрывательство всех тех там счет идет не на сотни, а на тысячи случаев педофилии в римской католической церкви. Поверьте, когда в русской православной церкви откроются вот эти вот шлюзы информационные, у нас скандал будет не меньше. Вот люди, которые пользуются своими возможностями, люди, которые специально влезают в это детство, специально влезают в органы опеки, в педагогику, они гораздо страшнее, потому что, грубо говоря, маньяку в подворотне можно дать ломом по голове, а когда перед вами что-то улыбающееся и еще вещающее от лица правды, добра и красоты, вот это гораздо сложнее, и вот здесь, вполне возможно было бы устанавливать какие-то улавливатели, какие-то фильтры, поскольку сейчас достаточно хорошо разработаны методики выявления различных наклонностей.

Ника Стрижак: Яна, а много таких вот тихих и ласковых педагогов?

Яна Лантарова: Вы знаете как раз, когда вы говорили, у меня возникла мысль: недавно в Москве был пойман педофил, который собирался ехать вожатым в лагерь, и сравнительно недавно ко мне обратились дети, которые сказали, что и в интернатах, интернат это закрытое учреждение, нет доступа общественного контроля, и увольняют задним числом сотрудников, потому что боятся. Сколько у меня случаев…

Ника Стрижак: Нет, это массовое какое-то явление?

Яна Лантарова: Это массовое явление, что самое ужасное. Но мне хочется рассказать об этом одну проблему, которую я вижу. Я зачастую вхожу в различные комиссии, в группы, и встречаюсь с представителями прокуратуры, министерства внутренних дел, и что просят: просят принести видеозапись, где есть насилие – тогда посадят. То есть, я должна пойти на преступление, снять как насилуют ребенка и принести. А предоставить фактуру, переписку и так далее, даже видеопризнание, это не фактура, за это не сажают. Поэтому мы сейчас боремся за то, чтобы был принят законопроект, о том, чтобы намерение тоже являлось посылом для того, чтобы было возбуждено какое-то уголовное дело.

Ника Стрижак: Давайте сейчас уйдем на рекламу, чтобы потом разобраться, что же такое намерение.

Александр Невзоров: Я думаю, что все поняли, и ты поняла тоже. Намерение это такая совокупность качеств человека, который допускает такие действия.

Яна Лантарова: У нас есть переписка, где человек детям рассказывает, что он хочет с ними сделать, прямо рассказывает. Ребенок пишет: Мне 11 лет, а он рассказывает, что он хочет сделать. Приходит на встречу к ребенку с презервативами, с виагрой, с абортариями в машине, мы все это раскрываем вместе с правоохранительными органами, стоим вместе с ним, он на камеру сознается, у нас 18 видеозаписей, приносим – а это не фактура. Он ничего не сделал с ребенком.

Ника Стрижак: Он пошутил. Сейчас, продолжим через несколько минут. Не переключайтесь.

***

Ника Стрижак: Возвращаемся в эфир. Есть вопрос, удивительный с моей точки зрения, из Петербурга: Почему такая истерия вокруг этого явления, ведь ни одного научного доказательства вреда педофилии нет.

Яна Лантарова: Пишет педофил наверное.

Ника Стрижак: Почему вы так думаете?

Яна Лантарова: Потому что я считаю, что изнасилование это изначально ненормально, если человек склонен к каким-то отношениям с ребенком. Но я хочу сказать, что у меня есть информация, что где-то в Канаде вроде бы, уже говорят о том, что нужно узаконить педофилию. Как гомосексуализм. Это нормально, и теперь нужно педофилию. Так что же будет у нас в России через несколько лет? Вот мне за это страшно.

Александр Невзоров: Вообще, братцы, подождите. Вы все очень молоденькие в отличие от меня, и вы не помните, и вы очень все склонны, конечно, в розовых красках живописать советскую реальность на эту тему.

Ника Стрижак: Вот у меня есть вопрос: почему в советское время таких слов не знали и использовали их только как ругательные?


Александр Невзоров: Нет-нет-нет. Дело в том, что как вы помните, как раз всей советской криминальной хроникой занимался в свое время я. И могу вас уверить, что на самом деле педофилов было не меньше. И педофилических преступлений, и законченных преступлений, и грубо говоря, заявлений – всего этого было не меньше, но у них не было сплоченности, у них не было организации, у них не было вероятно каких-то очень серьезных лоббистских структур, которые им покровительствуют, которые сами задействованы. Они не владели, тогда не было интернета, не было той сети, которая им тоже позволяет склеиваться в некую всемирную структуру, где педофил педофила видит издалека, и но тем не менее, количественно то что говорит Яна, примерно это все напоминает конец 80-х годов. Не больше и не меньше. Этих уродов всегда примерно одинаковое количество. Дело же не только в том, что это патология. Дело в том, что чем омерзительна еще педофилия это тем, что объект страсти, объект использования не в состоянии ответить, не в состоянии принять самостоятельное решение о том, хорошо или плохо то, что с ним делают. Тогда нужно о педофилии действительно говорить гораздо шире, и например, попытки внедрять религию в школу – ведь это по сути дела та же самая педофилия: пользуясь беспомощностью…

Ника Стрижак: Вы сейчас вызовете гнев.

Александр Невзоров: Мне все равно, чей гнев я вызову, но пользуясь беспомощностью, пользуясь неимением, невозможностью иметь аргументы против, пользуясь беззащитностью существа, в него вставляют некую доктрину.

Ника Стрижак: Образовательную школу тогда тоже можно назвать педофилией.

Александр Невзоров: Нет, образовательную школу мы не можем назвать педофилией. Нет, мы говорим именно про какие-то способы воздействия на беспомощность. Потому что образовательная школа предлагает достаточно общие и стерилизованные, пригодные хоть здесь, хоть в Уганде, хоть в Мексике сведения.

Ника Стрижак: Но ребенок при этом не может выбирать, поэтому это для него насильно. Давайте вернемся к педофилии.

Александр Невзоров: Я думаю, что мы и это тоже будем обсуждать. Потому что, если мы говорим вообще о защищенности ребенка, и не только от лукавых педагогов, то вероятно, об этой защищенности нужно говорить во всех абсолютно аспектах. И почему тогда можно скажем так, сажать по первому подозрению в педофилии, но допускать в учебный процесс к детям людей, которые изначально сделают их, скажем так, маловменяемыми. Пользуясь тем, что они беспомощны, не имеют своего мировоззрения, не имеют никаких контраргументов.

Антон Беляков: Ника если позволите, я поддержу Александра, я к сожалению, не помню вашего отчества, Александр…

Ника Стрижак: Глебович. Вся страна знает: Александр Глебович.

Антон Беляков: Теперь буду знать. Для меня с момента «600 секунд», все-таки это просто Александр Невзоров, теперь буду знать, что Глебович. Я поддержу вот какую мысль Александра Глебовича, вообще я немножко ликую сейчас. То что сегодня, казалось бы, вот эта массовая истерия началась по педофилии, я уже это считаю большой победой. И на мой взгляд, единственный шанс решить дело Макарова справедливо, если он действительно невиновен, это исключительно подключить к этому вопросу общественность. Не поможет ни честный судья, справедливый, ни добрый прокурор, ни президент, если не будет общественного мнения. А почему я ликую? Дело в том, что когда лет 5 назад мы пытались поднять хоть какой-то резонанс вокруг возникающего одно за другим преступления, с моими товарищами, самая главная проблема была – общество не хотело. Не хотели телеканалы показывать, говорили: Ну вы что? Ну зачем такая чернуха? Изнасиловали ребенка, ну зачем? Не хотели писать журналисты. Не хотели слышать об этом депутаты, не хотели слышать об этом педагоги, не хотели слышать об этом вообще никто. Ушло несколько лет на то, чтобы общественное мнение осознало проблему. А теперь главный вопрос, которым я хотел развить мысль Александра Глебовича по поводу криминальности, и по поводу: кто более опасен, все-таки какой-то маньяк, который по пьяни напал, или некий серийный маньяк – вот еще более опасна система. Дело в том, что сегодня педофилия это бизнес. Сегодня существуют целые сети притонов, сегодня существует под контролем организованных преступных групп, работающие сети по продаже детей за рубеж, по приезду в туристические туры иностранных клиентов в Россию. До последнего времени в России можно было, и об этом открыто говорили иностранные педофилы, приезжающие в такого рода секс-туры, даже если его поймают раздетого, лежащего на 5-летнем ребенке, откупиться немедленно за 100 долларов от правоохранительных органов. Да что там, от правоохранительных органов! Давайте вспомним дело Слепцова, которому в Петербурге, я потратил на это полгода, который признался, что в течение 5 лет насиловал с 5-летнего до 10-летнего возраста свою племянницу, условный срок.

Ника Стрижак: А почему условный, он невменяемый что ли?

Антон Беляков: Судья решила, что у него хорошие характеристики с места работы.

Ника Стрижак: Они хорошие люди, их можно оправдать.

Антон Беляков: Или дело Смирнова, пока еще не закончено, мы тоже им сейчас занимаемся: банкир, тоже Санкт-Петербург, доказано около 20 эпизодов…

Александр Невзоров: А почему все время Санкт-Петербург? Давайте московский пример какой-нибудь.

Антон Беляков: Александр Глебович, вы не обижайтесь, но Санкт-Петербург в этом случае показателен. Именно в Питере сегодня ловят в притонах педофилов, и они уходят от суда.

Ника Стрижак: Может быть в Питере просто ловят? А в Москве не ловят?

Яна Лантарова: И в Москве, и в Челябинске, и в Тюмени, по всей России.

Антон Беляков: К разговору о лобби. Давайте представим, что такое сегодня педофильское лобби, которое существует и действительно работает.

Ника Стрижак: Вы просто говорите исключительно про криминальные круги, а вы допускаете, что есть и властные структуры, которые вообще в этом участвуют и покрывают?

Антон Беляков: Конечно, я ровно об этом и пытаюсь сказать. Я не просто допускаю – я знаю об этом. Кто такие сегодня педофилы? Это прежде всего, не маргиналы, которые выскочили из леса, это состоятельные люди, которым обычная сексуальная жизнь уже неинтересна. Они могут позволить себе нечто более крутое, как они, видимо, считают, это представители гламура, политического истеблишмента, не удивлюсь, если сотрудники правительства и очень высокопоставленные, которые могут себе такого рода позволить увлечения.

Александр Невзоров: Попы.

Антон Беляков: У них есть поставщики, которые поставляют им детей. Соответственно, возникает преступный сговор. Одни заинтересованы в том, чтобы им снова привезли ребенка, вторые заинтересованы в этом клиенте. И никто не заинтересован, чтобы это могло вылезти, не дай бог, на открытые пространства. Это реальность. Это многомиллиардный бизнес.

Ника Стрижак: Мне просто интересно, к вопросу, а) про Москву, б) про высокое покровительство, а в) мне просто интересно знать, так это или не так. Читаю из Тулы: Тут была громкая история про московского директора школы. Насколько я понимаю, это вот этот директор школы 1317, Константин Петров, который, на поборы с родителей выстроил загородный дворец, так вот, прошла информация, что этот дом – дом свиданий. А он вообще педофил и гомосексуалист. Вот за кем смотреть надо, кто руководит нашими школами. Кто что слышал об этом?

Антон Беляков: Я примеров, может быть, не про этот дом свиданий, множество могу привести, в том числе, когда директор школы доказанные случаи сексуальных отношений с подростками, есть фото, есть видео у него в компьютере изъятые, он получает очень небольшой срок, отсиживает полсрока, меняет фамилию и снова становится директором школы. Сколько угодно таких историй, к сожалению, их тысячи.

Ника Стрижак: Мы же говорим о том, о чем говорила Яна, что пока в милицию не принесешь уже фотографии неизвестно какие и уже он с признательными показаниями, ничего не будет. А вот родители, они должны обеспокоиться такой информацией?

Яна Лантарова: Можно буквально одну реплику. Вы знаете, что в России самое крупное есть в интернете сообщество педофилов. Чтобы туда вступить, нужно заплатить деньги. Об этом говорят все.

Ника Стрижак: Много?

Яна Лантарова: Да, там в долларах, или в евро. Об этом говорят все. Но почему-то мы не можем взломать это сообщество, где несколько тысяч людей сидят. Разного, кстати, уровня.

Ника Стрижак: Попросите хакеров. У нас такие талантливые хакеры, что же они взломать не могут? Товарищи хакеры, если вы нормальные люди, помогите вообще.

Яна Лантарова: Мы обращаемся и рассказываем про эту ситуацию. Я сколько это транслирую. Сейчас это дело также в Челябинске, бабушка принесла видеозапись, где ребенок 7 часов рассказывает, ребенок, что с ним делают. Ребенок не понимает, что это плохо. Что с ним делает отец, дядя, таджик, 7 часов видео. Я показала юристам, и психиатрам, они все сказали, что это явное нарушение. Но у меня нет видеозаписи как отец насилует ребенка. Отец милиционер. Вот, что делать.

Ника Стрижак: Яна, вот скажите, что делать. Если родители к примеру, этой школы, или какой-то другой, подозревают директора, я хочу только сразу сказать, что даже психологи не ставят знака равенства между гомосексуализмом и педофилией.

Яна Лантарова: Да.

Ника Стрижак: Но вероятность велика. Вот, какая-то сомнительная история: что-то вроде как-то есть, то ли нет, то ли он украл, то ли у него украли. Я имею право озаботиться? Что я должна делать в этом случае?

Александр Невзоров: Вот, пыхтеть здесь, что ты и делаешь.

Ника Стрижак: А брать ребенка, переводить?

Александр Невзоров: Брать ребенка, переводить в следующую и искать приметы нестандартного поведения у третьего педагога, у пятого педагога.

Ника Стрижак: Ну, кошмар. Руслан Анатольевич, давайте вы нам скажете, все-таки московский городской родительский комитет, во-первых, вы знаете эту информацию, а главное, мне совет нужен.

Руслан Ткаченко: Да, родители в принципе довольно-таки незащищенные и не только в случае педофилии. Есть информация, что в одной школе учится в старших классах мальчик, у которого очень серьезный папа, покровитель, и он там свободно продает наркотики. Об этом знает вся школа, но мне даже боятся называть фамилию этого мальчика, боятся проблем. И то же самое…

Ника Стрижак: Слушайте, а нельзя разве вычислить, у кого из детей папа – большой начальник?

Руслан Ткаченко: Если туда приглашать своих милиционеров, как-то их мотивировать, то можно. Но если говорить о родителях…

Ника Стрижак: Мне нравится – своих.

Руслан Ткаченко: Да, именно своих, потому что простой еще не возьмется это делать, ему тоже неохота получать по шапке, а родители, Александр правильно сказал, родители единственное что в этом случае могут сделать, если без последствий, то уйти в другую школу. Потому что у нас родители ни в садиках не защищены от заведующих, если они чего-то захотят, ни в школах тем более, директора и там маленькие вещи не могут, бумажку подписать лишний раз боятся, а уж против директора-педофила биться, просто бояться, банально боятся.

Ника Стрижак: Вот вы говорите против директора-педофила биться, думаете, за ними кто-то стоит?

Антон Беляков: Как раз торговля наркотиками – это очень легко доказываемое преступление.

Руслан Ткаченко: Я говорю про отношение родителей. То есть найти этого наркоторговца можно, а вот отношение родителей, родители-то боятся. Потому что родители чувствуют свою полную незащищенность, у них нет никакого влияния на школу, но они могут от школы очень сильно получить обратно пистонов.

Яна Лантарова: Я хотела добавить один момент, я создала в России именно горячую линию, куда звонят воспитанники интерната, где работают наши волонтеры. И они рассказывают, и говорят: Только вы, пожалуйста, не говорите, нам никто не верит, нам угрожают. И только тогда, когда волонтеры и общественность подключается, когда подключаются средства массовой информации, тогда можно что-то доказать.

Ника Стрижак: Я хочу сказать, что мы в следующем блоке хотим, анонимно все-таки, потому что Яна об этом говорит, но поговорить с таким человеком, но здесь на форуме есть вопрос: объясните, ну как выглядят педофилы? Как их распознать, и как вообще ребенку надо и объяснить, что они есть, и не напугать? Давайте мы посоветуемся по этому поводу, и выясним, как они выглядят от людей, которые пострадали, в следующем блоке.

Ника Стрижак: Так, возвращаемся. Я хочу представить, по телефону подключается Дмитрий к нам. Дмитрий, добрый день. Вы слышите?

ЗВОНОК: Да, слышу-слышу.

Ника Стрижак: Я так понимаю, что вы в прошлом воспитанник школы-интерната, да?

ЗВОНОК: Да-да.

Ника Стрижак: Дмитрий, сколько вам лет сейчас?

ЗВОНОК: Мне сейчас 18 лет.

Ника Стрижак: Очень хорошо. Вот вопрос, который я повесила до того как это было? Как это выглядит, и что происходит? Я так понимаю, что в той даже школе-интернате, где вы были, в принципе, вы могли это наблюдать? Как это выглядит в жизни, когда дети остаются один на один с учителями, вы чувствовали? Как вы вычисляли этих людей?

ЗВОНОК: Это было очень ужасно, я выпускник одного из интернатов в городе Москве, там был директор и работал повар, который работал еще и воспитателем, он насиловал детей на протяжении нескольких лет. И после того, как он изнасиловал их, его уволили. Уволили по собственному желанию, не дали огласки этому делу. Не привлекли ни к уголовной ответственности, ни к какой ответственности другой. Повар теперь на свободе. А дети изнасилованные, им просто рот закрыли, им, во-первых, угрожали, сказали, что если вы скажете, вам не выдадут квартиру, поэтому, вы понимаете, все настолько боятся, что не могут пойти ни в один орган, ни пожаловаться…

Александр Невзоров: Дим, Дим, не о том спрашиваем, Дим, попробуй описать кратко, но точно попробуй написать основные повадки, попробуй написать, с чего начинается этот подъезд, с чего начинается попытка заигрывания с ребенком?

Дмитрий, воспитанник школы-интерната: Я расскажу на нашем примере, как происходило это в одном из интернатов. Человек работал в интернате. Во-первых, он был выпускником этого интерната, он вырос в этом интернате, и не факт, что он когда-то не был подвергнут насилию…

Ника Стрижак: Понятно, просто я хочу пояснить, что хочет Александр Невзоров: Вот наступает день, когда он что, какие-то разговоры начинает разговаривать?

Дмитрий, воспитанник школы-интерната: Он просто берет ребенка, ведет к себе в комнату, и начинает сначала домогаться, потом закрывать рот, что ты никому не должен рассказать ничего, и потом начинает развратные действия.

Ника Стрижак: Это без подъездов.

Дмитрий: сексуального характера.

Александр Невзоров: То есть, никаких цветов, конфет, ничего этого нет, да? Дима, а вам самому довелось это пережить?

Дмитрий, воспитанник школы-интерната: Мне, слава богу, не довелось, но у меня есть друзья, которым довелось это. Есть одноклассники, которые мне об этом не раз рассказывали, рассказывали, как это происходило.

Ника Стрижак: А все что знали, дети между собой-то делились этим?

Дмитрий: Конечно, делились. Один сначала рассказал, потом другой рассказал. По цепочке весь интернат об этом знал. Знали также сотрудники интерната. Знал также и директор.

Антон Беляков: Дайте Диме после эфира мой телефон мобильный. Если ваши друзья не хотят оставлять, а это нельзя оставлять, это ужасно, это кошмарно. Это нельзя прощать, и никто вам не закроет рот, никакие там проблемы с квартирами у вас не возникнут, я обещаю. Я готов довести это дело до суда, не бросайте это дело, Дима. Я вас честно предупреждаю, ради тех, кто сейчас у этого директора работает. Не бросайте.

Яна Лантарова: Я хочу сказать, что именно по конкретно даже вот этим историям. Я могу привести несколько таких детей из Москвы, но с чем я лично сталкивалась, когда приходят, есть свидетельское показание, и говорят: ребенок врет, ребенок из интерната, он придумывает, где доказательства? У нас нет видео. У нас нет видеозаписей, нет доказательств. Дети запуганы.

Ника Стрижак: Слушайте, а разве у нас в судах не обратная сторона должна доказать, что этого не было?

Яна Лантарова: Был скандал, какой-то профессор был педофил, я слышала эту историю. Когда люди говорили, что «да что вы, педофилы тоже люди». Было мнение, что дети сами делают так, что педофилы захотели их изнасиловать. Все встают на сторону почему-то педофилов, но никто не встает на сторону детей.

Ника Стрижак: У меня вопрос еще к Дмитрию. Дмитрий, вам 18 лет, вы ушли во взрослую жизнь, и ваши одноклассники тоже. Часто говорят о том, что, дескать, эти люди, вот вы тоже сказали про этого повара, что он учился в школе-интернате… вот вы что, готовы сказать, что ваши одноклассники, вот они вырастут, и что, они станут такими же?

Дмитрий: Нет, я уверен, что они не станут такими же, потому что они хорошие люди, если говорить о моих одноклассниках, но в основном, среди вот таких людей, жертв педофилов, потом превращаются в таких же педофилов, которые травмированы были в детстве.

Ника Стрижак: Еще скажите, про повара мы поняли, он сел и уже вышел, а директор-то, работает?

Дмитрий: Да, работает, работает.

Ника Стрижак: Отлично! Да, Антон Владимирович, давайте, я думаю, что судьбу этой дамы, мягко говоря…

Антон Беляков: Да, если Дмитрий готов, дайте ему телефон мой мобильный, я хочу сказать, что Дмитрий прав в одном, что к сожалению, действительно, дети, которые подверглись сексуальному насилию в детстве, никогда не избавятся от этой травмы, об этом свидетельствует статистика врачебная, с огромной долей вероятности, став взрослыми людьми, у них есть риск тоже начать испытывать подобного рода сексуальное возбуждение от воспоминаний, которые в последующем может переброситься опять на несовершеннолетних. К сожалению, это очень высокий риск.

Яна Лантарова: Воспоминаний и озлобленности за то, что им не верили.

Ника Стрижак: Это есть очень хороший фильм, не помню, как он называется, там Брэд Питт играет адвоката, там замечательные… забыла как называется, там история таких же изнасилованных детей в детской колонии, которые потом мстят спустя много лет. Красиво, но они с изломанными все судьбами, к сожалению. Спасибо Дмитрий. Я думаю, сейчас снять этого директора, как минимум, с позором и рассказать, жалко вы жалеете всех, вот назвали бы сейчас имя, фамилию и отчество и послушала бы вся страна. Не хотите?

Дмитрий, воспитанник школы-интерната: Нет, нет.

Яна Лантарова: А это страшно, Ника. Детям говорят, что если вам положена квартира – вы ее не получите, если назовете.

Ника Стрижак: Ну как не получите? У нас есть закон в государстве.

Александр Невзоров: Ой, не смеши.

Яна Лантарова: Есть аудиозаписи, тоже подтверждающие мои слова.

Ника Стрижак: Хорошо, я хочу сейчас с адвокатом пообщаться, Олег Викторович, мы недавно обсуждали, а что делать родителям, которые, например, в курсе. Если есть порядочные воспитатели, которые в курсе. Вот что делать, с юридической точки зрения.

Олег Асташенков: Вот сейчас рассказано несколько историй более или менее очевидных. Почему…

Ника Стрижак: Очевидных не для работников внутренних дел, не для полиции нашей замечательной.

Олег Асташенков: Какие-то причины существуют, по которым правоохранительные органы отказываются этим заниматься. Я вижу, у вас идет опрос о том, кто должен заниматься этой проблемой и только уже меньше 5% телезрителей надеются на внутренние органы в этом вопросе. В том-то и дело.

Ника Стрижак: А когда вы говорите «какие-то причины», какие-то конкретные причины имеете ввиду, или теряетесь в догадках, что это за причины?

Яна Лантарова: А у меня есть мнение на этот счет.

Олег Асташенков: Социологи, наверное, должны лучше ответить на этот вопрос, облик среднего сотрудника милиции, а теперь полиции, в общем, более или менее ясен каждому из нас. Грабежи на улицах более или менее прекратились, и вот сейчас я вовлечен в эту историю с одной точки зрения. Вот у меня конкретное дело, когда искали не там, где можно найти, а там, где светлее. Совершенно безоружная семья оказалась в полном распоряжении правоохранителей. И там все началось с таких, с добровольцев, с волонтеров, но в самом ужасном смысле этого слова. Не надеясь на правоохранительные органы, люди берут в свои руки этот процесс и собирают доказательства так, как они умеют, так, как они это понимают. Это было сделано грубо, неправильно, предвзято, с невежеством, с предубеждением, и…

Ника Стрижак: Результат мы знаем.

- Если позволите, поддержу своего коллегу…

Олег Асташенков: Была ежовщина, была лысенковщина, и вот теперь все возвращается, когда нет никакой надежды на защиту в правоохранительных органах…

Ника Стрижак: Можно это ставить в один ряд?

Олег Асташенков: Прокурор в процессе, в форме, в ходе судебного разбирательства на вопрос «есть ли у него вопросы к подсудимому», говорит: А о чем его спрашивать? Я вообще его не собирался, и не судил бы его вообще. Представляете, прокурор в форме говорит.

Ника Стрижак: Ведь насколько я понимаю, в деле Макарова, коль вы о нем вспомнили, с девочкой 8-летней в суде никто не говорил? Ее не вызывали по закону, да? Никто не сказал: врет она, не врет.

Олег Асташенков: Ей-то конечно нельзя ей объявить, что зачем она обманывает сейчас, хотя ни малейшего повода для этого не было.

Ника Стрижак: Яна хотела дать…

Яна Лантарова: Вы говорили просто: почему полиция не хочет расследовать эти дела? Вот я защищаю детей, разные истории, и ответ один «почему», потому что нераскрытое дело, зачастую, в полиции лишает их премии. И вот это, кстати факт, который я слышала в одном местном отделении милиции, когда решала проблему одного ребенка. Потому что можно не раскрыть это дело, это повиснет, так и останется.

Олег Асташенков: Нужна кропотливая, профессиональная работа. А заниматься этим некогда.

Ника Стрижак: Давайте, Антон, коротко, я звонки хочу послушать.

Антон Беляков: Я постараюсь. Два момента. Первый – вы спросили, что делать родителям, и что делать детям, если они жертвы. Вот Яна говорит: если есть видео, то ничего нет. Это неправда. Огромное количество уголовных дел, которых мне и удавалось возбудить и где-то пересмотреть, создано абсолютно объективные доказательства, не имеющие никакого отношения к видео. Например, осмотр гинеколога, например, сперма, у нас в Ростове, на ковре была обнаружена. Следы спермы были обнаружены, дальше ДНК-диагностика и приговор судебный. Соскобы кожи насильника на одежде или под ногтями. Всегда есть возможность, и родители готовы довести это дело до финала и наказать негодяя, есть всегда возможность…

Ника Стрижак: Антон, пожалуйста, послушайте Яну.

Антон Беляков: Когда я закончу, я обязательно вам скажу. Мы эти дела доводили и доводим постоянно до ума. И еще один вопрос, который вы задали Александру Глебовичу, и мы от него ушли: Как выглядит педофил? Вот я вам хочу сказать, уважаемые коллеги, педофил выглядит, как очень хороший порядочный и приятный всегда человек. Это догмат. Любой психиатр, который работает с педофилами это вам скажет.

Ника Стрижак: Мы не можем теперь любого хорошего человека в этом подозревать.

Антон Беляков: Больших хамелеонов, чем педофилы трудно придумать. Они изысканные подчас, они очень четко излагают свои мысли, они интересные, в большом проценте случаев когда возбуждены уголовные дела…

Александр Невзоров: Вы прекрасно подходите под это определение. Великолепно выразили мысль.

Антон Беляков: Ну, так же как и вы, Александр Глебович.

Ника Стрижак: Он не такой приятный как вы.

Александр Невзоров: О, да. У меня репутация значительно хуже, поэтому это снимает подозрения.

Антон Беляков: Уже доказано, что он насиловал, допустим, своего приемного ребенка, при этом мама ребенка, жена, в это не верит. Бабушка не верит. Члены семьи, когда неопровержимые доказательства, готовы поддержать педофила, потому что он очень порядочный в их глазах человек. Традиционный педофил не имеет никаких отличительных признаков, и наоборот, он производит очень хорошее впечатление.

Ника Стрижак: Это печально. Хорошее впечатление. А родительская подозрительность становится все больше и больше.

Антон Беляков: Поэтому мы и говорим о том, что нужно информировать. Сидел, по крайней мере, должна быть… я внес законопроект, давайте создадим общероссийскую базу. Нельзя полагаться на то, как он выглядит. Общероссийская база, в которую мы могли бы внести всех, кто был осужден за сексуальные преступления.

Ника Стрижак: Так это осужден, а сколько неосужденных гуляет-то. Дайте Яне сказать.

Антон Беляков: Вот именно, что большая часть из них живет по принципу: изнасиловал – сел – вышел – изнасиловал. Вот они самые страшные.

Яна Лантарова: Я преклоняюсь перед вами, Антон, что вы раскрыли большое количество дел, но могу возразить: возможно из-за того, что вы депутат Государственной думы, вам это удалось. А я конкретный пример привела: у меня в Челябинске есть бабушка, которая приехала, принесла видео. Отец милиционер. А ей никто не верит. Как я могу сделать обследование ребенка, для того, чтобы возбудить уголовное дело. А кто мне даст? Кто я такая, общественность, для того, чтобы возбудить уголовное дело и провести обследование ребенка? Бабушка пыталась сводить ребенка, отец ей не дал это сделать. Вот как в таких случаях? Вот я не депутат Государственной думы, и если я не смогу решить это, только общественность здесь может подключиться. Но не просто общественность, а в связке с правоохранительными органами. Если не будет связки, то ничего конечно не получится.

Ника Стрижак: Антон, сейчас продолжим. Сначала паузу все-таки, мы должны ее сделать.

Ника Стрижак: Возвращаемся в прямой эфир. Яна, я должна вам сказать, что есть комплименты на форуме в ваш адрес. Удивляются, как такая красивая блондинка, почему она стала заниматься такой серьезной и очень важной темой, так что передаю от зрителей поклон, я бы сказал.

Антон Беляков: Можно я присоединяясь к комплименту отвечу Яне, она очень важный вопрос задала, очень коротко. Яна, смотрите, для того, чтобы освидетельствовать пострадавшую, уголовное дело возбуждать не нужно. Если есть заявление от бабушки, если она получила талон-уведомление так называемый, что она заявила, ее ребенка обязаны осмотреть, независимо от того, дает папа согласие или нет. Причем тут, если вдруг правоохранительные органы этого не делают, мы с вами договоримся обязательно как я могу помочь, если правоохранительные органы этого не делают, то в принципе, наступает ответственность дознавателя и следователя, которые не провели необходимые мероприятия для того, чтобы проверить или нет, эту информацию. Тот, кто им помогает, будет нести еще большую ответственность, понимаете?

Яна Лантарова: Отец милиционер. Бабушка говорит, что ей стреляли в окно.

Ника Стрижак: Мы поняли, давайте звонки послушаем. Добрый день.

ЗВОНОК: Делишкина Наталья Дмитревна, врач-педиатр, фтизиатр на пенсии по старости из Москвы. Я бы хотела предложить почаще обследовать лиц, работающих с детьми, в детских учреждениях, просто профилактически хотя бы раз в год у врачей-педиатров, сексопатологов и обращать внимание на посторонних людей, которые могут случайно заметить странности в поведении и работников детских учреждений мужчин или женщин, и родители, чтобы это было поставлено на поток.

Ника Стрижак: Да. Добрый день, говорите, пожалуйста, алло.

ЗВОНОК: Здравствуйте, Александр Павлович из Саратовской области. Страшное дело может получиться, надо будет бояться учителям, надо будет бояться родственникам. Любой пасынок, падчерица, для выполнения каких-то своих желаний могут привлечь этого человека. Учителя хорошие мужчины могут попасть, не поставят «пятерку» какой-нибудь девчонке, и может дело возбудить и человеку испортить жизнь. Вот почему надо тщательно дела эти все расследовать. И нельзя так компанейщина вот так, это страшные дела могут получиться.

Ника Стрижак: Это по поводу оговоров. Действительно, такие случаи нередки, это правда. Еще один звонок, давайте послушаем и будем отвечать.

ЗВОНОК: Я из Петербурга, меня зовут Евгений, у меня вопрос к Александру Глебовичу, зная нашу судебную систему, он готов стать одним из тех десятерых невиновных, которые должны быть расстреляны, чтобы пострадал один виноватый?

Александр Невзоров: А я не предложил это в качестве меры. Я сказал о том, что тема до такой степени омерзительна и кровоточива, то здесь самое легкомысленное, но и самое эмоциональное, самое искреннее желание именно такое. Но зная нашу судебную систему, зная, что у нас итак идут десять невиновных, а один виновный все равно уходит, конечно, в России это абсолютно неприменимо.

Ника Стрижак: Зритель на форуме еще напоминает, что конечно, история этого вопроса, отношения к детскому возрасту, и когда и что позволительно, она очень серьезная, потому что в средние века в европейских странах, подходящий возраст для женщины составлял около 11-13 лет, и заметьте, это в тотально христианской Европе, это считалось нормальным.

Антон Беляков: Это не так. Это не так, позвольте, это самое большое заблуждение. Я специально изучал этот вопрос, скажем, на Руси, действительно на Руси выдавали детей, женили и в 12 лет, и в 14, но они, как правило, после этого бракосочетания, разъезжались в дома родителей, и жили там, уже каждый у своих родителей до достижения некоего возраста. Вот эта история про то, что да бросьте, да у нас на Руси и в средние века витязи добрые, 30-летние спали с 12-летними детьми, это неправда, и не нужно передергивать.

Александр Невзоров: Антон, погоди. Ты сейчас как бы подвесил в воздухе некую метафорическую фигуру, которая не имеет ни подтверждения, ни доказательств, мы не знаем об этих отношениях…

Антон Беляков: Ну, как правило, Александр Глебович. Согласитесь.

Александр Невзоров: Но вместе с тем, есть факты. Есть факты устройства различных мальчиковых и девочковых, в основном, мальчиковых хоров. Это касается в большей степени Европы, чем России, когда у бедных семей скупались, кастрировались мальчики, из них формировались специальные хоры, в частности, при папской капелле. И этих детей, которые уже абсолютно теряли всякие связи с собственным полом, которые становились женоподобными, конечно же ими еще и потешались в перерывах между церковным пением. Мы знаем, что природа человека, мы знаем, что история человечества переполнена самыми омерзительными случаями педофилии, которые тогда были нормативом, которые тогда воспринимались как нечто будничное и само собой разумеющееся.

Антон Беляков: Мы и сейчас, казалось бы. С вами каждый день обсуждаем ту или иную ситуацию. Вот я сегодня буквально ехал на эфир, в моей родной Владимирской области, в Коврове, два нападения педофилов только за последнее время. В последнем случае, к счастью, на улице Маяковского, спас мужчина вовремя спугнул и все такое. Казалось бы, это обыденностью еще немного станет. Но это совершенно не значит, что это норма, понимаете? Когда мне говорят, что на Руси постоянно выдавали детей замуж – это неправда. Я допускаю, что да, возможно, и в церковных кругах, в разных конфессиях были какие-то случаи, да я знаю, что они заминались. Да я знаю, что царь-батюшка мог себе позволить очень молоденьких наложниц, султан или кто-то еще. Никаких проблем, коллеги, это правда. Но что это некая традиция, которая существовала в Европе, которая существовала в России, как некая норма – это неправда. Это совершенно другая вещь.

Александр Невзоров: Ну, что касается хоров и кастратов – это правда. Что касается браков, о которых вы говорите, то это давайте оставим, скажем, в неком режиме недоказанности, потому что мы видим, до какой степени русская история либо чернится, либо, наоборот, орозовляется, и с учетом того, в чьих руках долгое время находилась история, я имею ввиду документальные свидетельства, летописи, памятники, жития, то мы все равно правды с вами не узнаем. Вы вступились за Русь, спасибо вам большое, но при этом никому ничего не доказали.

Руслан Ткаченко: Звонки которые были по поводу компанейщины, это очень важная такая ситуация возникает…

Ника Стрижак: То есть, у вас есть ощущение компанейщины?

Руслан Ткаченко: Вы знаете, в России пока что это не сильно заметно, но при развитии… ведь у нас же эти чиновники по козырьку «мы все сделали, нашли педофилов. У нас план поймать 100 педофилов, будем их ловить». Они их поймают.

Ника Стрижак: И, кстати, педофилы, я извините, вас перебью, хочу сказать, что попадают даже такие молодые люди, бывают случаи, они может быть неправильные с точки зрения закона, когда Ромео и Джульетта десятиклассники, влюбились друг в друга и живут, и их туда замели. И кстати, зрители напоминают, что Грибоедов-то тоже женился в 33 года, а Нине было 15.

Александр Невзоров: Да, он взял на себя полную ответственность за эту девочку, и он сделал ее законной женой. Это другая история.

Руслан Ткаченко: Нет, я про проблему компанейщины. Был сейчас звонок с предложением ежегодно проверять педагогов. Представляете, какая им еще нагрузка, всех педагогов каждый год проверять психологами.

Ника Стрижак: Я тогда сомневаюсь, а можно ли это каким-то обследованием вообще выяснить?

Руслан Ткаченко: Во-первых, маловероятно, во-вторых, там можно проблем подковерных решить, кого-то подставить, на кого-то написать. Уже сейчас же можно написать, что человек замечен, а его… в этом проблема. С одной стороны мы не можем доказать явный педофил, а с другой стороны можно накапать, можно сделать один звонок, это опять война с ведьмами. И если эту истерию, Антон сказал, что он рад, что есть некая истерия, но все-таки не до истерии доводить.

Антон Беляков: Да не истерии я рад. Я рад, что обозначилась проблема.

Руслан Ткаченко: До истерии очень опасно доводить, есть материал про Америку. Там вот эта тема, педофилии, она поднята уже до кампании, которая приводит к тому, что по педофильным делам есть презумпция виновности.

Ника Стрижак: С другой стороны, давайте вспомним, что и в США, и в Европе, уже созданы общества, которые пропагандируют идею, сейчас я даже вспомню, и в Бостоне она есть, и в Лондоне, за отмену вообще преследования педофилов. И в Канаде тоже, признать педофилию как одну из форм нормальности сексуальной. Такая форма нормальности.

Руслан Ткаченко: По судебным делам такого не скажешь. Там очень много судебных дел именно на эту тему, очень много судят в семьях, почему-то считают, что максимум педофилии в семьях, хотя мы сейчас по нашей статистике видим обратное, что учителя, директора, повара, и там очень серьезная вещь, вот эта презумпция виновности. Человек обвиненный должен доказывать, что он не виноват, хотя это неправильно.

Ника Стрижак: Ну зато Яна говорит, что у нас надо принести чуть ли не истерзанного ребенка, чтобы в конце концов завели уголовное дело, вот до каких ужасов-то доходит. Поэтому за одно намерение, да, я думаю, что многие вас поддержали.

Руслан Ткаченко: А вот, смотрите, если милиционерам дадут план, что нужно поймать 100 педофилов, им гораздо легче обвинить кого-то подставить, чем искать настоящих педофилов.

Александр Невзоров: Вы все очень интересные, конечно, но вы все рассматриваете данный исторический момент, сегодня 14 сентября, как некую, чуть ли не финальную точку эволюции, когда все будет решено. Нет. И понятно, что почему Антон ликует, почему мне в общем нравится тема, потому что в результате и этой истерии, и тех кампаний, которые, возможно, будут, и тех нелепостей, сложностей, той зря пролитой крови, тем не менее, этот вопрос приобретет наконец свою подлинную юридическую плоть, он наконец обретет к себе подлинное отношение. Может быть, это будет лет через 10. Может быть это будет не сегодня, но если мы сегодня не будем на эту тему шуметь и истериковать, этого не произойдет никогда, как никогда не произошла бы отмена крепостного права, если бы несколько безумцев, в свое время не подняли бы эту тему.

Ника Стрижак: Александр Глебович, я думаю, что повезло может быть в чем-то Ираку, где не так давно двух педофилов публично повесили на площади. А у нас, как всегда. Это кого-то напугает? Это их напугает?

Антон Беляков: Александр Глебович, у нас есть, по крайней мере, динамика.

Александр Невзоров: Я об этом и говорю. Только не надо ждать, что сегодня или завтра мы получим…

Антон Беляков: когда я предложил термин «химическая кастрация», я чего только не прочитал в прессе: «экстравагантный депутат», предлагает их наказывать…

Ника Стрижак: Да, это было ваше предложение, я напомню телезрителям.

Александр Невзоров: О, молодец.

Антон Беляков: Чего там только не было за 2.5 года. Прошло 2.5 года. За эти 2.5 года нрзб. что это не наказание, что это терапия.

Ника Стрижак: А ведь президент, по-моему не подписал, почему?

Антон Беляков: Президент поддержал, президент публично поддержал. Следственный комитет сомневался, потом поддержал, МВД, общественная палата, адвокаты, вот 2.5 года мы дошли до того, что президент и поддержал, и в развитие внес еще свой законопроект. Сейчас, опять-таки я предложил: давайте создадим базу данных, давайте организуем GPS-контроль, кому точно поставлен диагноз.

Ника Стрижак: А ведь мы знаем, что стопроцентный рецидив, стопроцентный! Это ужасно.

Антон Беляков: Почти стопроцентный, это значит, что в течение первого же года после выхода на свободу, он снова нападет. Давайте его будем контролировать, давайте использовать те механизмы, которые во всем мире существуют! Опять: хи-хи, ха-ха, но вопрос-то двигается. Причем, здесь не нужно изобретать велосипед. Практически тот пакет законопроектов, который я продвигаю, эти несколько лет, это всего-навсего взятый всемирный общемировой опыт эффективных мер, который прекрасно себя зарекомендовал во всем мире. Хватит поддерживать, давайте возьмем и у нас завтра с вами будет меньше поводов для разговора, меньше поводов для истерии, меньше эфиров станет, меньше нападений на детей.

Ника Стрижак: Олег Викторович нас скоро покинет, в эту рекламную паузу, я хочу дать слово ему. Олег Викторович, все-таки, смотрите, здесь много идет разговоров, как надо себя вести, как обезопасить детей, что должно делать общество, ваш все-таки взгляд, и, наверное, дело Макарова – это не единственное дело, которое вы такое вели. Или единственное?- я кстати уточню. Вы занимались когда-нибудь еще?

Олег Асташенков: Такого рода… мне не с чем сравнить. И для меня ответ есть. Конечно, педофилия – это проблема, колоссальная проблема социальная. Но и как любую другую, ее нужно решать. Ее нужно обсуждать, специалисты должны внимательно вырабатывать свои рекомендации. От правоохранительных органов и от нас практикующих юристов, требуется кропотливая, повседневная работа. Самое худшее, что может быть, это кинуть в общество, наше, с репрессивным сознанием, общество, лозунг «Все на борьбу с педофилией», и вот тогда, мы, конечно, нарубим щепок в огромном количестве, как уже бывало не раз в истории.

Ника Стрижак: Смотрите, но есть ведь разные меры. Мне почему-то вспоминается, если я не ошибаюсь, но в Израиле вообще нельзя трогать чужого ребенка. В Англии это тоже было, только разрешили недавно опять учителям бить по рукам линейной, потому что уже распоясались. Но я знаю случай, когда один педагог ребенку, девочка была, просто за какой-то блистательный ответ, совершенно не было никакой педофильной истории, просто сказал «молодец, Машенька» и погладил ее по голове, грубо говоря, он пожизненно, пожизненно потерял право когда-либо работать вообще с детьми где-либо. Вот есть такая история.

Олег Асташенков: Я знаю одну историю, когда выдающийся политик чужого мальчика поцеловал в пупочек под все телекамеры, и это колоссальным образом повысило его рейтинг.

Ника Стрижак: Нет, мы говорим, что бывает с педагогами.

Александр Невзоров: А великий русский артист Николай Симонов в фильме «Петр Первый» чужого ребенка вообще целовал в попу тоже прилюдно перед всей страной.

Ника Стрижак: Но это, может, был его ребенок?

Александр Невзоров: Нет, это был совершенно не его ребенок.

Ника Стрижак: Может запретить вообще подходить близко к детям, или это не решение проблемы? Взять израильский опыт.

Александр Невзоров: Нет, мы опять придем к тому, что дети – особый мир, особо сложные существа, и в отношении детей, к сожалению, любые средства перестраховки никогда не будут лишними. Это касается не только сексуальной жизни, но и всего остального.

Ника Стрижак: Вот самое сложное в этой истории, я сама думал об этом, с одной стороны, надо ребенка как-то предупредить, что вот эти истории с этими дядями в школах, воспитателями, что вот медосмотр, что никто не имеет права заставить его раздеться, как это объяснить ребенку маленькому, чтобы его при этом не напугать до полусмерти.

Александр Невзоров: Так чего, пугайте. Лучше напугать.

Ника Стрижак: Но есть же вокруг хорошие взрослые.

Олег Асташенков: Никогда нельзя забывать, стараться поймать момент, когда кончается профилактика и начинается репрессия в отношении конкретного лица за его поступки.

Ника Стрижак: Это вы говорите про взрослого.

Антон Беляков: Детей нужно пугать.

Ника Стрижак: Вы тоже считаете, нужно пугать?

Антон Беляков: Абсолютно. Ребенок должен прекрасно знать, что он не должен идти в чужую квартиру, что он не должен идти с незнакомым человеком.

Ника Стрижак: Можно комплекс заработать.

Александр Невзоров: Почему? Он боится карманника, он боится наперсточника, жулика, цыганки.

Антон Беляков: Абсолютно. Кроме того, и самый важный момент, о котором, кстати, мы забываем. Вот мы постоянно забываем еще о том, вообще как родители сегодня уделяют внимание своим детям. Вот я некоторое время назад разбирался тоже с одним конкретным случаем. Изнасиловали семилетнюю девочку. Мама говорит: Я ее отпустила гулять, она гуляла у пруда. Давно гуляла у пруда, долго? 4 часа. Она девочка, семилетняя, а – четырехлетняя! Простите, четырехлетний ребенок гулял у пруда. Мама была где-то занята. Потом эту девочку увели в подъезд, ее изнасиловали. Мама считает, что ее вины вообще нет. Ну что такого, гуляет ребенок у пруда, 4-летний, в течение нескольких часов. Поэтому, уважаемые родители, а вы тоже задумайтесь, вы сколько времени со своими детьми проводите, насколько вы в курсе. Где они сейчас, ваши дети. Откровенны ли вы со своими детьми, они вам все рассказывают, что с ними происходит, или они не считают, что папа и мама самый лучший друг, который должен знать все.

Ника Стрижак: Я все-таки считаю, что есть какие-то темы, которые дети родителям не расскажут. Вы что все маме рассказывали?

Антон Беляков: Вот кстати, 4-летняя девочка рассказала старшей сестре, возвращаясь к этой истории, которой было по-моему 13 лет, так вот, старшая сестра еще сутки думала, говорить ли маме. Еще старшая сестра. Вот вам иллюстрация отношений между родителями и детьми.

Ника Стрижак: Я должна сказать, что не вижу какой город, Антона Белякова звать на все передачи, где обсуждают важные вопросы, комплимент я вам передаю. Я хочу сказать спасибо за участие в программе Олегу Осташенкову. Олег, спасибо, что приняли наше приглашение. Я знаю, что не все, Кто был связан с этим делом, макаровским делом, согласились пойти нам навстречу, потому что есть опасность спугнуть судебную историю или еще что-то. В любом случае, вам я желаю справедливости, как это заслуживает жизнь и реальная ситуация в жизни. Поскольку мы в принципе не знаем ответа, как же было на самом деле, надо чтобы было все решено по справедливости. Мы уходим на рекламу, вернемся.

Ника Стрижак: Возвращаемся в эфир. Вопрос с форума, второе мнение. Согласен с Невзоровым по поводу религии в школах. И второй вопрос из Кирова к Александру Глебовичу: Как вы относитесь к фрагменту фильма «Утомленные солнцем», сцена в бане, где герой фильма Котов моется со своей дочерью?

Александр Невзоров: Конституция Российской Федерации дает мне право, пока дает мне право, не смотреть фильмы Михалкова, и я этим правом пользуюсь.

Ника Стрижак: Это к сожалению для зрителей, потому что Котов в бане, я даже не очень помню. Давайте еще два звонка послушаем. Пожалуйста, говорите, добрый день. Коротко, если можно.

ЗВОНОК: Здравствуйте. Я хочу представиться сразу, чтобы звонок не прозвучал анонимно: Гусева Татьяна Николаевна, педагог дополнительного образования детского дома №27 Колпинский район. Я вот сейчас конкретно выхожу на работу, поэтому, действительно, коротко. Я в защиту педагогов: к сожалению, неизвестно, кто из нас менее защищен: дети или педагоги. У нас сложные дети. Я работаю больше 20 лет, и могу со всей ответственностью сказать: Не любила бы детей, я бы там не удержалась. Другой сюжет, что очень нужен грамотный психолог, который будет работать с ребенком, у которого возникают проблемы, со взрослым, по поводу которого вроде, якобы, возникают проблемы, потому что дети, прозвучал момент, что дети выдумывают, не выдумывают, у детей разные ситуации, разное настроение, разная нервная система, в конце концов. Конкретно о себе, быстро, два слова. Ситуация была: ребенок неадекватно себя вел, мне пришлось взять его за руку, чтобы отвести конкретно к администрации. Дети, которые присутствовали рядом, его друзья, они меня прекрасно знают, хорошо ко мне относятся, один из них сказал так: а ты сейчас возьми, пойди в травму, у тебя синяки на руке останутся, сними показания, она здесь работать не будет. И понимаете, это сказал ребенок, который в принципе, очень хорошо ко мне относится. Но вот сейчас у него было такое настроение.

Ника Стрижак: Я поняла. Татьяна Николаевна, у нас не так много времени, чтобы было время на ответ.

ЗВОНОК: Ситуация, что очень надо тонкая граница, понимаете, кто против кого и что говорит – разбираться надо в каждом конкретном случае.

Ника Стрижак: Но, согласитесь, что к нашей обсуждаемой теме, что случаи, когда происходит все наоборот…

ЗВОНОК: Естественно. Я не спорю, я категорически согласна с вами, что ни в коем случае нельзя оставлять. Но разбираться конкретно и очень грамотно.

Ника Стрижак: Хорошо, спасибо. Сейчас еще один звонок и коротко ответим.

ЗВОНОК: Здравствуйте. Это Краснодарский край, станица Тбилисская, меня зовут Сырьюнова Ирина, у нас тоже проблема такая получилась. Большая беда. Родной отец насиловал мою и свою дочку неоднократно, с 12 лет, как она это сказала, но на данный момент я пытаюсь уже больше полугода добиться справедливости, чтобы наказали преступника, а он сбежал, его никто не ищет, уголовное дело не возбудили…

Ника Стрижак: Подождите, Ирина, вы говорите, ее отец, то есть это ваш муж?

ЗВОНОК: Мой бывший муж.

Ника Стрижак: Скажите, вы говорите столько лет, а вы что даже не подозревали, у вас даже сомнения не было, что происходит в доме?

ЗВОНОК: Нет, ничего подозрительного такого. Ну, были синяки у нее, опять же она не говорила, он ее запугивал, что ее убьет, выбросит в Кубань, все такое. Она боялась сказать. Ничего такого подозрительного. Кроме синяки были. Но на данный момент я не могу добиться справедливости. Каждый раз постановления суда отменяют то, что пишет следователь, как незаконное и никакого толку.

Ника Стрижак: Ирина, давайте и Яна ваш совет Ирине. Мы попросим координаты оставить.

Яна Лантарова: Да, безусловно, я тоже попрошу оставить ее координаты, сама столкнулась с таким делом, когда вроде бы уголовное дело возбуждали, а потом закрывали абсолютно по другой статье. Это нарушение, но там была просто связь с правоохранительными органами. Вы знаете, я могу сказать, что у меня сформировалась одна идея, что как президент сказал в своем послании, что необходимо создать общественный контроль за детскими учреждениями, детскими домами, но я считаю, что когда общественный контроль был создан, туда вошел директор интерната, сотрудники милиции, соцзащиты, и я была на встрече с Владимиром Владимировичем Путиным, я озвучила эту инициативу о том, что я считаю необходимость создания общественного контроля, куда вошли люди-добровольцы, кто заинтересован лишь в детском благополучии. Они не заинтересованы ни в чем более. Когда общественность подключится, мы сможем, будем иметь возможность напрямую обращаться к каким-то сотрудникам правоохранительных органов, создать реестр волонтеров, все что угодно. Только тогда можно будет что-то сделать.

Ника Стрижак: Я поняла. Просто вы не согласны с тем, что Яна сказала?

Александр Невзоров: Нет, я согласен с тем, что сказала Яна, но почему-то у нас я заметил, что 2 часа мы беседуем на тему детей, педофилии, и мы ни разу не вспомнили о том, что в Российской Федерации получают деньги и существуют т.н. уполномоченные по правам ребенка. Мы помним, с какой удивительной скоростью был затоптан и заглушен омерзительный скандал с детьми в Боголюбовском монастыре.

Ника Стрижак: А чем он закончился? Я кстати, не знаю, когда дети сбежали…

Александр Невзоров: Дети подвергались различному насилию…

- Там было не сексуальное насилие.

Ника Стрижак: Ну как? Там они на горохе стояли, еще чего-то… Я хочу напомнить, что конвенция ООН вообще запрещает…

Александр Невзоров: Совершенно верно. И мы прекрасно знаем, что делают с детьми в монастырях, прекрасно знаем, что делают с детьми так называемых паломников и трудников, если они приезжают с ними, мы знаем вообще о сексуальной распущенности жизни в монастырях. Здесь есть абсолютное цензурирование, но я в данном случае даже не об этом. Я только о том, что как только назревает сложный, большой скандал, прорастающий корнями не вниз, а наверх, то у нас сразу нет никаких ни уполномоченных по делам ребенка, у нас сразу же все очень тихо, и все…

Ника Стрижак: Кстати, Павел Астахов приезжал.

Александр Невзоров: Он поприезжал, поприезжал, поцеловал кому надо ручки, и на этом все закончилось.

Антон Беляков: Можно реплику? Это опять же моя родная Владимирская область, в настоящий момент эти дети, они переведены, это не законченный вопрос, не законченный.

Александр Невзоров: Повисший. Антош, назови его по-русски, он повисший.

Антон Беляков: Он повисший, Александр Глебович, но не законченный.

Ника Стрижак: Да, Яна?

Яна Лантарова: Буквально одну секундочку. Был скандал с одним интернатом, много раз мы писали заявление, у нас огромная стопка документов сохраненных, никакой реакции, пока мы не выложили фотографию в «Деловой Петербург», в газету. И вот только тогда, когда разразился скандал, тогда Павел Астахов отреагировал, приехал. И когда волонтеры сопроводили его в интернат, он увидел, он уволил директора интерната. Только когда поднялась общественность и средства массовой информации.

Ника Стрижак: Вот надо шум. Чтобы журналисты приехали, лучше с камерой. Как-то у нас удивительная история. Руслан Анатольевич, а вам известны случаи, когда снимали директоров или случаи, когда замалчивалось? Вот вы знаете, вы же внутри этого сообщества находитесь, родительского.

Руслан Ткаченко: По педофилам скандалов, конечно не было. Я хочу сказать, что вот у нас есть голосование, кто должен отвечать, вы посмотрите, какая страшная цифра: менее 3% верит в полицию. Это о чем говорит? Общественность не должна этим заниматься, потому что у нее нет рычагов в реальности. Мы, когда подобными делами занимаемся, мы можем нарушить закон. Тот же самой съемки, еще чего-то, нам не дадут документов, мы можем подвергнуться сами наказанию, насилию. Это неправильная вещь. И сама, как мы говорим, истерика вокруг этого вопроса, она тоже неверна, потому что этим должна заниматься полиция, так чтобы мы не знали о таком вопросе. Потому что там, где чисто, дворников не видно, но там чисто. Претензий нету. Когда грязно, а дворники валяются пьяные, все на это тыкают, и пытаются убирать сами. Вот этот вопрос, почему ладно Астахов, да. А где полиция, почему это все не работает?

Ника Стрижак: А мне кажется, вот когда люди говорят: кто реально борется, вот мы только что говорили, что когда общество, мы с вами поговорили, камеры приехали, написали, это как-то действует. А полиция может что-то замять тихонько, и ничего никому не рассказать.

Яна Лантарова: Я буквально одну реплику к тому, что сказал Руслан. Вы знаете, да у меня тоже зачастую говорит прокуратура, и от МВД я это слышу, что вот, ты нарушаешь закон, потому что ты на видео сняла ребенка, который рассказывал. Скажите, а какой механизм моих действий? Если ребенку никто не верит? Какой механизм, чтобы я что-то доказала. Да, мы сами собираем материалы, мы даем их в правоохранительные органы, а потом мы сопровождаем, боремся, если нужно, мы выходим даже вместе с ребятами к соответствующему органу и требуем. Мы в СМИ говорим об этом. Это единственное наше спасение. Если не будет закона о намерении – мы не решим ничего.

Руслан Ткаченко: Мы не для этого платим налоги, мы не для этого содержим милицию.

Ника Стрижак: Я единственное, что хочу лыко в строку вставить, к вопросу о полиции. А ведь мы сегодня приглашали полицию. А ведь вполне представители полиции могли сидеть как в Петербурге, как в Москве, но удивительным образом, как-то никому не досуг было поговорить сегодня на эту тему. Вот я хочу высказать прямую претензию.

Ника Стрижак: Возвращаемся в эфир, Антон, пожалуйста, вы понимаете, что у нас уже последний блок идет, надо подводить итоги.

Антон Беляков: Ника, спасибо. Вот мы сейчас обсудили какие-то пограничные состояния, поспорили, какова была история, подумали, а вдруг преподавателей кто-то обвинит. Но есть абсолютно конкретная проблема, друзья мои. Каждый день по официальным данным, 50 детей насилуют. При этом, эти данные, МВДшные, сильно занижены, потому что, например, сто процентов респондентов-беспризорников, которые никуда не обращались, говорят о том, что они были жертвами сексуального насилия. Одна проблема. Другая проблема: абсолютно достоверная информация, что сегодня в России существует индустрия притонов, где детей продают за деньги богатым клиентам. Третий факт: в России сегодня около 10 тысяч маньяков, которые живут по принципу: изнасиловал – убил – сел. Скоро выйдет на свободу Лобов, у которого 80 изнасилований с убийствами детей, у него закончится срок. Скоро выйдет на свободу Ганторенко, который изнасиловал и повесил демонстративно 7-летнюю девочку. Он уже третий раз сел. Лифтер, Головин, Иван Шастин, Лобов, Маляренко, я эти лица вижу каждый день, что называется, у себя в базе данных, и я понимаю, что они снова выйдут, и снова изнасилуют. Мы с вами сейчас поспорили, поговорили, но ничего не изменится.

Ника Стрижак: Антон, у меня к вам вопрос. А почему вот существует конвенция Совета Европы о защите детей от сексуальной эксплуатации и надругательства, о чем мы сегодня говорим, почему Россия не то что не ратифицировала, она даже не подписала эту конвенцию, она не приняла вообще никакие эти законы во внимание. И как известно, там стали искать в Совете Федерации и в думе текст и почитать, а никто даже не удосужился перевести это на русский язык.

Антон Беляков: По той же причине, по которой мы никогда не подпишем, видимо, при существующей власти, 21 статью конвекции по противодействию коррупции, потому что, тогда многих функционеров придется сажать. А у нас никого не останется тогда.

Ника Стрижак: Может это членам думы тогда все выгодно?

Антон Беляков: Нет, я повторяю, я убежден в том, что и в думе, и в правительстве существует педофильское лобби, поэтому не подписываем эту конвенцию, у нас есть парламентское большинство, у которого свой взгляд. Но я бы отошел к тому, о чем я говорил. Существует международный инструментарий. Мы не должны сейчас просто поговорить и разойтись. Посмотрите, как эта проблема решается в Европе и в Америке. Вышел педофил на свободу: у него на двери дома висит табличка: здесь живет педофил. Полицейские обходят родителей в 4 квартала и раздают фотографии. Не фотороботы наши советские, на которых вы не узнаете человека, даже если он напротив сидит, а качественные фотографии. Их рассылают электронной почтой. Вот все эти механизмы, они сегодня разработаны, они написаны как законопроект, я продвигаю их 3 года, и за 3 года мы добились только того, что общество осознало, что общество стало дискутировать. И все поддержали. Давайте не будем поддерживать, давайте примем, давайте создадим общероссийскую базу, чтобы любая мама могла посмотреть, где поблизости живет освободившийся педофил, и кто он. Мы не можем его визуально отличить, давайте наденем на них GPS -браслеты, чтобы правоохранительные органы могли отслеживать перемещение освободившихся педофилов, давайте сделаем эти браслеты яркими, чтобы могли их узнавать. Может быть даже это будут ошейники, почему нет? В этом нет никакого нарушения прав и свобод, потому что никакой разницы между ярким браслетом на руке у освободившегося педофила и его фотографии, которую раздали родителям во всей округе нет. Никакой нет. Давайте наконец-то примем закон о химической кастрации, потому что это гарантия того, что освободившийся педофил не нападет. Неповторяющихся рецидивов менее 3%, вот о чем мы должны говорить. Мы с вами вспомнили историю, мы с вами поспорили о религии, а проблема сейчас прямо существует. Прямо завтра выйдут на свободу педофилы-рецидивисты, они постоянно выходят.

Ника Стрижак: У нас столько укрывательства. Антон, подождите. Здесь мы не назовем директора школы, здесь мы не назовем директора интерната, здесь еще кого-то. Давайте мы лучше будем потом приносить извинения, но давайте мы будем называть. Я хочу вам напомнить знаменитую историю республики ШКИД, как все умиляются, читая эту книжку! А кто говорит о том, что Сорока Росинский – с ним никто всю жизнь не разговаривал, он был сначала навсегда отстранен от занятий с детьми, а потом был допущен снова в школы, но только в школах для девочек. Понимаете? Вот масса вот этих вещей, которыми мы умиляемся: этот хороший человек, этот хороший человек. Побольше правды. Извините, что шумно. Яне слово дам, Антон.

Яна Лантарова: Я согласна с Антоном, но коротко. А почему не говорим о том, что педофилов нужно сажать условно, и еще так, чтобы они потом всю жизнь работали на семью пострадавших. Вы знаете, я говорила с пострадавшими семьями, пожизненно, чтобы не выпускали с рецидивом.

Ника Стрижак: Давайте мнение Руслана Анатольевича услышим. Руслан Анатольевич, пожалуйста.

Руслан Ткаченко: Я согласен с Антоном, этим должно заниматься государство. То что на общество это переложилось, что сейчас общество об этом говорит, это неверно. Мы об этом по большому счету, не должны знать. Да родители должны пугать…

Ника Стрижак: Как не знать? Надо рассказывать, получается.

Руслан Ткаченко: Нет, вот мусора на улицах в Москве мало, поэтому я даже не знаю, когда он убирается. А если я сам хожу и перед собой выгребаю – это неправильно.

Александр Невзоров: Ох, какая удобная позиция.

Руслан Ткаченко: И про то, что родителям раздать фотографии. Да, правильно, родители должны как-то своих детей к этому готовить, но не так, что все кругом боятся, и родители боятся, и дети боятся. Зачем нам страна, которая вся боится. Это последствия серьезные. Недавно был случай, когда изнасиловали детей, а родителей сейчас судят, за то что они не усмотрели за детьми.

Яна Лантарова: А я согласна с Александром Глебовичем на этот счет, абсолютно.

Ника Стрижак: Давайте поступим так. У нас есть дайджест который я хочу вам дать послушать, не все звонки мы могли сегодня, естественно, выдать в эфир, но такое консолидированное мнение зрителей, которые звонили во время эфира по нашей теме послушаем и еще будет время сказать, пожалуйста.

ЗВОНОК: Зовут меня Роман, я живу в Ростовской области, вопрос к представителю «Молодой гвардии». Вот когда от стонаний и деклараций от того, что вы хотите делать, то что нужно делать вы придете к реальным делам?

ЗВОНОК: Почему не могут принять более жесткие законы в отношении педофилов? В советское время был закон за изнасилование несовершеннолетних расстрел. Сейчас от 15-20 человек изнасиловал, а ему дают 15-20 лет всего лишь.

ЗВОНОК: Александр Николаевич, гражданин Санкт-Петербурга. Рыба-то гниет с головы. Почему бы там, начиная с высших эшелонов власти этот педофилизм не убрать. Он есть, 15%.

ЗВОНОК: Я считаю, что в школах психолог должен работать конкретно больше часов отводить на воспитание детей в этом плане.

ЗВОНОК: Пасынин Андрей Валентинович, Санкт-Петербург. Надо ввести смертную казнь для педофилов, либо просто изолировать их в отдельное это самое, кастрировать их и собирать в одну кучу.

Ника Стрижак: Сначала кастрировать, а потом казнить.

Александр Невзоров: И собрать в одну кучу. Мысль правильная.

Ника Стрижак: Александр Глебович, вот мы говорим, надо информировать, надо говорить, но страх парализует. Когда мы начинаем: ребенок ушел куда-то, а кто там из подворотни вышел, а кто там педагог, а еще чего-то такое, не опасна ли эта история, когда становится страшно в тех вещах, о которых мы раньше не задумывались.

Александр Невзоров: Ника, а мы немножко переоцениваем прелести своего времени. Мы должны помнить, что это нам кажется, что мы живем в каком-то необыкновенно просвещенном, светлом, и в общем, имеющем право на прогрессизм, обществе. Мы живем в позднее средневековье, когда в принципе, мы и обязаны бояться всего, и обязаны бояться за детей, и обязаны понимать, что зло, оно тут, рядышком. Оно ходит где-то и дышит в затылок и в плечо. И не надо поддаваться на это обаяние гламура, который рисует совершенно другую картину нашей жизни. Надо понимать, что жизнь, как она была жестокой, так она жестокой остается и сейчас, и вот эта вот гламурная упаковка, она только скрывает картину.

Ника Стрижак: А при этом еще запрещают оружие всем приобретать. Я думаю, родители бы активно его покупали. Вам не кажется?

Александр Невзоров: А вот Антон все хорошо сказал.

Антон Беляков: Спасибо, Александр Глебович. Кстати, родители, которых сажают за то, что они применили оружие, поймав педофила на месте – это тоже реальность. Родители отбивают своих детей, и оказываются в тюрьме, а педофил на свободе. Это реальные истории. Много таких.

Ника Стрижак: Яна, вы хотели еще что-то дополнить? Пожалуйста, коротко.

Яна Лантарова: Я хочу сказать, что очень важно, чтобы правоохранительные органы прислушивались к мнению общественности.

Ника Стрижак: Слушайте, но то что они будут прислушиваться к общественности…

Александр Невзоров: Это будет выглядеть очень потешно.

Ника Стрижак: Как их заставить?

Александр Невзоров: А подарить такие вот, как у доктора Айболита, такие трубочки, с их помощью можно прислушиваться. Я представляю себе милиционеров с такими штуками, это будет очаровательно.

Ника Стрижак: Это зависит от Госдумы, мы желаем Антону удачи. Надо вводить, наверное, поправки в закон за намерения. Это какой-то другой формат доказательной базы. Спасибо большое московским собеседникам, спасибо вам, Александр Глебович, я хочу сказать, что наша история сегодня об этом закончена.