Договор о несокращении вооружений

Согласованный между Российской Федерацией и Соединенными Штатами новый Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ), который должен быть подписан в Праге 8 апреля, призван стать новым этапом в процессе дальнейшего уменьшения ядерных потенциалов обеих сторон и заменить Договор СНВ-1 от 1991 года. Между тем при ближайшем рассмотрении уже опубликованных сведений о содержании согласованного текста договора становится очевидно, что, по сути, «гора родила мышь».

Основными согласованными положениями нового договора стала фиксация следующих новых предельных уровней для стратегически ядерных сил России и США:

•  1550 развернутых стратегических ядерных боезарядов для каждой из сторон;
•  700 развернутых стратегических носителей, включая межконтинентальные баллистические ракеты (МБР), развернутые баллистические ракеты подводных лодок (БРПЛ) и развернутые тяжелые бомбардировщики;
•  800 развернутых и неразвернутых носителей, включая пусковые установки МБР, развернутые и неразвернутые пусковые установки БРПЛ и развернутые и неразвернутые тяжелые бомбардировщики.

При этом предусматривается, что каждая из сторон имеет право самостоятельно определять состав и структуру своих стратегических наступательных вооружений, то есть договор не задает жестких лимитов для МБР, БРПЛ и бомбардировщиков.

Вносятся изменения в структуру подсчета ядерных боеголовок на носителях: если количество разделяющихся боеголовок на МБР и БРПЛ засчитывается по правилам подсчета, близким к фактическому числу боеголовок для ракет, то от подсчета зарядов на стратегических бомбардировщиках решено отказаться вовсе и засчитывать впредь каждый бомбардировщик как несущий всего один ядерный заряд.

Формально все это выглядит как значительное (на треть — с 2200 единиц) снижение уровня ядерных зарядов по сравнению с лимитами российско-американского Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов 2002 года, и это можно представить как очередной крупный шаг во всеобщем ядерном разоружении.

Фактически же, как легко убедиться, условия нового договора сводят любые реально возможные сокращения стратегического ядерного потенциала сторон к полному минимуму и, по сути, представляют собой в значительной мере манипуляцию с правилами засчета боеголовок.

Действительно, США на настоящее время имеют суммарно 450 шахтных МБР Minuteman III (суммарно от 550 до 800 боеголовок; на части ракет имеется по три боеголовки, остальные — моноблочные), 14 атомных подводных лодок с баллистическими ракетами (ПЛАРБ) типа Ohio с 24 БРПЛ Trident II на каждой (суммарно 336 БРПЛ по четыре боеголовки на каждой — итого 1344 боеголовки) и 111 засчитываемых как ядерные стратегических бомбардировщиков (93 В-52Н и 18 В-2А) — итого 897 носителей. С учетом того, что развернутыми считаются лишь 12 лодок типа Ohio (еще две считаются постоянно находящимися в ремонте) и лишь 60 бомбардировщиков (44 В-52Н и 16 В-2А), у США сейчас числится всего 798 носителей. Таким образом, американцам по новому договору необходимо сократить всего лишь около 100 носителей.

Еще в большей степени это касается России. Россия, по сути, уже выполнила и перевыполнила планируемый к подписанию договор — на момент его подписания наша страна располагает суммарно всего лишь 639 стратегическими носителями (в том числе только 571 развернутым)! В это число входят 367 наземных ракетных комплексов РВСН (59 тяжелых шахтных МБР Р-36МУТТХ и Р-36М2, 70 шахтных УР-100НУТТХ, 171 подвижный грунтовый комплекс «Тополь», 50 шахтных комплексов «Тополь-М» и 18 подвижных грунтовых комплексов «Тополь-М»), 12 ПЛАРБ (шесть проекта 667БДРМ, четыре проекта 667БДР и по одной проектов 941УМ и 955), несущих суммарно 196 БРПЛ, причем из них развернутыми являются лишь восемь лодок (по четыре проектов 667БДРМ и 667БДР, по 16 БРПЛ на каждой — итого 128 раз вернутых ракет), а также 76 развер нутых бомбардировщиков (13 Ту-160 и 63 Ту-95МС). То есть России далее сокращать, по сути, нечего, и скорее перед российской стороной стоит вопрос дотягивания до уровня носителей, определенного договором. Причем за последний с небольшим год суммарное количество российских носителей просело с 809 до 639 за счет массового снятия с вооружения старых МБР и старых ПЛАРБ.

Собственно, в этом и заключалась причина борьбы вокруг вопроса о количестве носителей, ставшая одной из главных интриг при подписании договора. Российская сторона настаивала на уровне 500—550 носителей, чтобы подогнать их число под естественное сокращение своих стареющих ядерных сил. Американская сторона в этом закономерно заинтересована не была, и, как легко видеть, принятая в итоге цифра в 800 носителей всего и 700 развернутых представляет собой откровенную победу американцев и подгонку под фактический состав стратегических ядерных сил США. При этом США не придется ни изменять структуру своих ядерных сил, ни, как было показано, серьезно сокращать их количественный уровень.

Здесь также особо обращает внимание откровенная хитрость авторов договора с засчетом ядерных боезарядов на бомбардировщиках. Как известно, современные тяжелые бомбардировщики используются главным образом в качестве носителей стратегических крылатых ракет воздушного базирования (КРВБ), и способны нести значительное количество последних. Так, амери канс кий В-52Н несет до 20 крыла тых раке т AGM-86B, российский Ту-160 — до 12 крылатых ракет Х-55, Ту-95МС — до 16 ракет Х-55 или восемь КРВБ нового типа. Американский «стелсовский» бомбардировщик В-2А официально стратегических крылатых ракет якобы не несет, но способен нести несколько ядерных бомб. Соответственно в арсенале сторон имеется большое количество этих вооружений: в России — до 1000 ракет Х-55, в США — 588 ракет AGM-86B и до 240 ядерных бомб стратегического назначения В61 и В83.

По правилам Договора СНВ-1 каждый советский стратегический бомбардировщик засчитывался как носитель восьми КРВБ, а американский — десяти ракет. Таким образом, стратегические бомбардировщики вносили немалый вклад в общее количество ядерных зарядов, подлежащее учету. Легко заметить, что новые правила подсчета «один бомбардировщик — один заряд», согласованные в новом договоре, представляют собой не что иное, как прямой мухлеж с целью вывести из под сокращений значительное количество ядерных боезарядов сторон. Большая часть арсенала стратегических КРВБ и ядерных бомб попадает теперь вообще в совершенно неучитываемую зону, и теоретически каждая сторона сможет иметь их сколько вздумается. Очевидно, что данное правило засчета выгодно прежде всего США, поскольку при засчете даже на планируемых к сохранению 48 развернутых американских бомбардировщиках по прежним правилам хотя бы по десять крылатых ракет на каждый, США пришлось бы либо полностью ликвидировать все МБР Minuteman III, либо значительно сократить количество боеголовок на БРПЛ Trident II.

По сути, условия нового договора полностью упраздняют реальную систему контроля над стратегической авиацией сторон (особенно с учетом возможности для США засчитывать большую часть своих бомбардировщиков как неразвернутые) и создают условия для масштабных манипуляций с числом ядерных зарядов воздушного базирования, а проще говоря, для того, чтобы каждая из сторон имела их столько, сколько пожелает.

Характерно в этой связи, что новый договор устанавливает общий лимит развернутых боеголовок (1550), но при этом полностью обходит тему количества неразвернутых боеголовок, не накладывая на них, похоже, никаких ограничений. Таким образом, каждая из сторон, получается, может иметь сколько угодно боеголовок, декларируя их как неразвернутые. С учетом легальности сохранения 100 неразвернутых носителей (включая вполне боеготовые стратегические бомбардировщики), а также отказа от обязательного уничтожения шахт снимаемых с боевого дежурства МБР, данное обстоятельство позволяет накапливать практически неучитываемый ядерный потенциал. Процесс контроля над вооружениями в итоге превращается в полный фарс. Общее же количество фактически развернутых оперативных боезарядов с учетом авиационных в результате будет (по крайней мере для США) вполне сопоставимо с лимитами Договора СНП 2002 года.

В России наибольшее внимание в процессе выработки нового договора привлекали вопросы юридической увязки сокращений стратегических вооружений с ограничением американс кой противоракетной обороны (ПРО). Как и следовало ожидать, никаких существенных уступок и увязок здесь российской стороне добиться не удалось, и России придется прибегнуть к одностороннему заявлению по данному вопросу при подписании договора в Праге. По моему мнению, значимость данной проблемы в России чрезмерно преувеличивают. В течение десятилетнего срока действия нового договора (то есть к 2020 году) США все равно не смогут развернуть систему ПРО, способную реально угрожать боевой устойчивости стратегических ядерных сил России, а в 2020 году российской стороне все равно придется пересматривать ситуацию и свои обязательства с учетом фактически складывающейся к тому времени обстановки с американской ПРО. Так что откладывание, по сути, данного вопроса и отказ от заведомо бесперспективного бодания с американцами по нему в рамках подготовки нынешнего договора выглядит вполне разумным.

Среди небольших уступок, которые, по известным сведениям, смогла вырвать у американцев российская сторона, следует назвать вопрос о телеметрии. Хотя США в ходе создания своих перспективных систем ПРО, естественно, чрезвычайно заинтересованы в возможности открыто получать телеметрию с новейших испытываемых российских баллистических ракет («Булава», «Ярс» и др.) с целью разработки мер противодействия последним, однако России удалось добиться ограничения раскрытия телеметрической информации только количеством пяти пусков ракет в год. Таким образом, Россия сможет покрыть этот лимит пяти открытых запусков в год запусками своих старых ракет (в учебных либо контрольно-проверочных целях), полностью закрыв телеметрическую информацию при испытательных пусках новых ракет.

Основной российской проблемой в рамках нового Договора СНВ являются не те или иные его условия сами по себе, а сложившееся уже сейчас серьезное отставание фактической численности российских стратегических ядерных сил от договорных лимитов. Это связано прежде всего с массовым списанием ракет советского периода, ускорившимся в последние годы (особенно с началом списания мобильных ракетных комплексов «Тополь»), без адекватной количественной замены новыми комплексами.

Хотя номинально Россия сейчас производит более 30 баллистических ракет в год (из них 16 являются БРПЛ Р-29РМУ2 «Синева» для переоснащения модернизируемых ПЛАРБ проекта 667БДРМ, около дюжины — наземными МБР «Тополь-М» и «Ярс», а остальные — опытными образцами ракет «Булава» и «Ярс»), однако эти цифры явно недостаточны, особенно в свете быстрого сокращения количества наземных МБР. Дополнительную лепту вносит затягивание программы БРПЛ «Булава», фактическую готовность которой к развертыванию следует ожидать не ранее 2012 года. Кроме того, на мой взгляд, все более очевидной выглядит ошибочность избранной ранее на рубеже веков стратегии упора в развитии стратегических ядерных сил на морскую составляющую, вылившейся во втягивание страны в крайне дорогостоящее и длительное строительство серии ПЛАРБ проекта 955/955А (типа «Юрий Долгорукий»), к тому же еще под неготовую «Булаву».

Начало серийного производства в 2010 году новой мобильной МБР РС-24 «Ярс» (по сути, вариант «Тополя-М» с тремя разделяющимися головными частями) при планируемых темпах ее развертывания не изменит принципиально ситуации — старые ракеты будут выводиться быстрее поступления новых. Особую проблему для боевого потенциала составит намечаемый на 2016—2019 годы вывод по ресурсу 58 тяжелых МБР Р-36М2, каждая из которых несет по десять боеголовок, что сразу сократит число развернутых боезарядов в РВСН почти вдвое. В результате ожидается, что к 2020 году наземный компонент стратегических ядерных сил России составят не более 108 ракет «Ярс», не более 27 мобильных «Тополь-М», не более 95 шахтных «Тополь-М» и 30 старых шахтных УР-100НУТТХ, то есть не более 260 носителей (МБР) с 626 боезарядами. Хотя заявлено о планах создания в России в перспективе новой жидкостной МБР с несколькими боевыми блоками, однако вряд ли ее поступление на вооружение следует ожидать ранее 2020 года.

Развитие морских стратегических ядерных сил России всецело связано с буксующей программой «Булавы» и строительства под них ПЛАРБ серии проекта 955/955А. По оптимистичным подсчетам, следует ожидать сохранения в строю к 2020 году шести наличных ПЛАРБ проекта 667БДРМ (суммарно 96 БРПЛ «Синева») и ввода в боевой состав одной лодки проекта 955 (головной «Юрий Долгорукий» с 16 ракетами «Булава») и до четырех переработанного проекта 955А и его модификаций (суммарно 80 ракет «Булава»). С учетом того, что две лодки проекта 667БДРМ, скорее всего, будут числиться неразвернутыми (в ремонте), Россия сможет иметь на море 160 развернутых носителей (БРПЛ) с 640 боезарядами.

Наконец, в боевом составе российской стратегической авиации к 2020 году, предположительно, будет иметься около 50 бомбардировщиков Ту-95МС и 16 Ту-160 — то есть 66 носителей, засчитываемых как 66 боезарядов.

Итого, по самому оптимистичному варианту, Россия сможет иметь к 2020 году не более 490 развернутых носителей с не более чем 1330 развернутыми боезарядами. Таким образом, перед российской стороной стоит объективная дилемма: либо фактически отказаться от ядерного паритета с США, несмотря на наличие нового договора, либо пересмотреть планы развития своих ядерных сил с целью форсированного производства и развертывания не менее чем 210 моноблочных носителей (скорее всего, «Тополь-М» в шахтном и мобильном варианте). То есть при запуске такой программы где-то начиная с 2013 года России потребуется серийный выпуск дополнительно не менее чем 30 таких ракет в год (то есть выпуск  суммарно порядка 50 в год), что будет означать фактически утроение планируемого объема производства ракет серий «Тополь-М» и «Ярс». С учетом того, что в этот же период на том же Воткинском заводе придется вести серийный выпуск БРПЛ «Булава» (темпом не менее 10—12 ракет в год), то неясно, осуществимы ли такие дополнительные планы в принципе по экономическим и производственным возможностям.

В целом планируемый к подписанию Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений очевидно наиболее выгоден США, позволяя американцам практически без существенных сокращений сохранить нынешние структуру и основной состав их стратегических ядерных сил. Сокращения по этому договору являются скорее фикцией и достигаются в основном изменением правил подсчета боезарядов, причем в отношении подсчета бомбардировщиков и ядерных зарядов воздушного базирования правила договора носят откровенно махинаторский характер, вводящий в заблуждение общественность.

Концептуально договор представляет собой типический образец политического стиля Обамы, когда за широковещательными обещаниями перемен и возбуждением надежд следуют более чем скромные реальные дела, не меняющие по существу американскую внутреннюю и внешнюю политику. Впрочем, то что Обама не есть «американский Горбачев», было ясно и так, и ожидать от него «подвигов» и уступок горбачевского масштаба в вопросах ядерных вооружений было бы по меньшей мере наивно. Даже если бы Обама и решил встать на горбачевский путь раздачи национальных интересов, то хорошо отлаженная американская демократическая политическая система обладает достаточно эффективными механизмами для недопущения любых чрезмерных загибов лидера государства.

С точки зрения российских интересов новый договор, очевидно, знаменует явную неудачу российского политического руководства в попытке добиться институционализации происходящего сокращения (а по сути, управляемой деградации) отечественных стратегических ядерных сил. Богатые и могучие США, как и следовало ожидать, не пошли на искусственное выравнивание своих стратегических ядерных сил со все более сокращающимися российскими стратегическими силами. В результате Россия стоит перед необходимостью осуществления в предстоящее десятилетие крупных финансовых и ресурсных затрат на модернизацию своего ядерного потенциала и  хотя бы минимальное подтягивание его к новым договорным уровням, очевидно, ей невыгодным. Такие затраты неизбежны, если мы хотим сохранить реальный ядерный паритет с США — паритет, ради которого, собственно, Россия и поддержала идею этого договора. Поэтому естественным следствием этого договора о «сокращении стратегических наступательных вооружений» может быть только форсированные развитие и модернизация этих самых стратегических наступательных вооружений в России, а затем, видимо, и в США. Предстоящее десятилетие будет для России десятилетием не ядерного разоружения, а скорее ядерного перевооружения ударными темпами.

Михаил Барабанов