Россию продолжают всеми силами, правдами и неправдами тянуть в глобальные экономические интеграционные структуры, в частности – во Всемирную торговую организацию (ВТО). И это несмотря на то, что все здравомыслящие эксперты крайне негативно оценивают возможные последствия такой интеграции для нашей страны.
Современная глобальная экономика не имеет ничего общего с традиционными русскими представлениями об экономике как о хозяйствовании, производительных силах, купле-продаже материальных ценностей. Скорее, она им полностью противоречит.
О том, что же это такое – глобальная экономика в современном мире и какое место в ней отведено России, геополитик Александр Дугин поведал следующее:
“Производство знака – вот, чем занята постэкономика. Такой процесс Жан Бодрийяр именует семиургией. Однако, это пустой знак. Деньги приобретают символическое значение, они становятся чем-то подманивающим, неким экономическим стриптизом. Товара за ними реально не стоит. Раньше, если купил сервиз, то через три года можно было его и продать, или автомобиль, который был инвестицией. А сейчас кому это нужно? Купил и выброси. Это экономика одноразового использования.
Олигарх Абрамович чисто символически и демонтстрационно прокатился на ядерной яхте, второй раз это уже не будет иметь смысла. Куда эту яхту теперь? Только на доски парижским бомжам отдать и осталось. Не случайно сейчас идут битвы за помойки в Европе – помойка актуализируется. Если Ницше говорил об опустынивании – горе тому, кто носит в себе свою пустыню – то теперь надо говорить об опомоивании. Товар изначально движется на свалку – с производственного конвеера и через человека. Из витрины смотрит мусор, который потребитель через себя бесконечно прогоняет: с конвеера – на свалку. Ещё Питирим Сорокин заблаговременно писал о такой перспективе, о цивилизации свалки. Отсюда и постоянное рециклирование, например, в моде. Происходит чистое копошение в помойке: найдут, подновят, приставят одну цитату к другой и выставят. Таковы большинство из задающих модные тенденции, из тех, кто производит знак, таково большинство модельеров, ведущих модных программ, шоумэнов. Эти люди – типичные бомжи гламура.
Старая экономика, связанная с реальным сектором, обесценивается, начинает выступать в качестве второстепенной области, она становится архаическим придатком. Уже не работники производства, не фабриканты, ни даже работники торговли выходят на первые роли, а менеджеры, специалисты в области PR-технологий, оформители, дизайнеры. Фондовые и денежные рынки легко соскальзывают к пустому знаку, в финансовые пузыри.
Семиургически построенная экономика не дает ни качества, ни товара. Её принцип – это торговля воздухом. Ничем не обеспеченные ценные бумаги – ноу-хау постэкономики. Президент Медведев поступает очень современно: у него два IPod-а. Если он купит себе третий, а потом четвёртый, а потом ещё миллион, то он будет самым современным президентом. Если Россия хочет сгинуть, то, безусловно, надо участвовать. Это будет вполне отвечать современному принципу: дожить до 28 лет, «наслаждаясь жизнью», истратить моральное и физическое здоровье и сдохнуть от СПИДа. По образу лысеющего торчка – главного символа современной цивилизации.
Мне думается, что Владимир Путин как-то интуитивно пытался взаимодействовать с глобальной экономикой, имея целью сохранение роли страны – через пробы и ошибки, но всё-таки с пользой для государства. Это наивный подход, необеспеченный продуманной стратегией. Медведев же просто по-детски, с восторгом относится к происходящему в мире. То есть, это такие первичные, инстинктивные, рефлексивные реакции. А меж тем, вопрос должен быть задан властью соответствующим людям, он должен быть поставлен в центр фундаментального обсуждения.
Едва ли вовлекшись в экономику обмана, можно обмануть её полностью. Где-то какими-то увертками можно, например, раздуванием цен на нефть и обеспечением за счёт прибыли социальных потребностей. Но рано или поздно такие увёрточные непоследовательные действия покажут, что всё было эфемерным. Это и произошло в России с уходом Путина. Стабфонда больше нет. Его запретили упоминать. Вы же понимаете, что такие сложные вопросы не могут обсуждаться, например, в Твиттере. Там его невозможно даже сформулировать. Там читатель ничего не спрашивает, озабочен только коротким и сиюминутным, микросообщениями о микроделах.
Мы по уши в этой экономике, но по отношению к мировой постэкономике мы – архаический придаток, торговцы старьём. Мы старьёвщики, торгуем нефтью и газом – продуктами гниения древних микроорганизмов. Передовые страны постэкономического мира, конечно, на таком делать деньги не станут. У них есть финансовые пузыри, спекуляции, ценные бумаги, управление информацией. У нас не очень почётная роль, роль тягловой силы, животных. Мы ниже, чем Сингапур, существуем на кайме, на бахроме постэкономки, но всё же мы вовлечены в неё. Если Запад всё ближе к технизации управления и жизни, к машинам, то мы остаёмся в роли животных. Роботы и животные – таковы пограничные области, сегодняшние экстремумы глобальной постэкономики”.