Чеченизация России или русификация Чечни

Говоришь, что все наместники — ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.

— И. Бродский, «Письма римскому другу», 1972

Я по образованию историк, и последние несколько лет ощущаю себя счастливым человеком. Участвовать в историческом процессе, а иногда и прикасаться к тонкой нити, из которой свивается ткань истории — большая удача. Начинаешь понимать не только что происходит, но и как.

В 2014–2015 году мне довелось посмотреть, как изнутри выглядит революция и что такое махновщина. А сейчас я наблюдаю, как общественно-политические процессы, происходящие в Чечне, выплеснулись за пределы республики.

Сталинизм с его звериной жестокостью до сих пор выглядел странно и чужеродно. Откуда взялась пафосная риторика, «враги народа» и манера публично их унижать? Откуда пошло маниакальное требование не просто покорности, но и демонстративной любви масс к власти? Как люди, прошедшие через войну, голод и революцию, так быстро сломались, скурвились и побежали строчить друг на друга доносы, совмещая их с клятвами верности и вечной любви к товарищу Сталину?

Ну, примерно вот так — современная российская история с другим кавказцем в главной роли наглядно демонстрирует, как это было.

В прошлом веке первыми на сторону палачей метнулись подонки и разнообразная падаль, рассчитывавшая поправить свои дела. Дальше начали скопом давить всех несогласных и просто имеющих своё мнение. Родина в опасности, кругом враги (еще бы не в опасности — на пороге Вторая мировая), а значит не время спорить с начальством — нужно объединиться под сильной кавказской рукой, а критиков отправить рыть Беломорканал. Разумеется, сломали не всех и не сразу. Кто-то бежал, кого-то судили, а кого-то и убить пришлось. Остальным хватило страха.

Очевидно, что до новых тридцатых современной мобилизационной истерии еще далеко — но схема и принцип те же, карликовый Сталин–Кадыров отличается от настоящего Сталина только отсутствием власти и репрессивного аппарата.

Многие уже готовы. Когда вспоминаешь Сенченко, разговор заходит не о его претензиях, а о том, скоро ли «этому дураку» свернут шею. Некоторые, самые передовые, даже обещают за дискуссии о несчастном красноярском депутате сообщить «куда следует». У многих из добровольных доносчиков в этот момент внутри наверняка шевелился липкий комок страха: вот она — сила, к которой можно примкнуть, если успеть выбежать навстречу первым, первым донести!

Не у всех есть смелость сказать то, что думаешь. А собственное бессилие и зависть рождают ненависть. Впрочем, и Сенченко для роли Просперо оказался мелковат.

Было бы понятно, если бы Сенченко в ответ обвиняли во лжи. Было бы объяснимо, если бы кто-то из чеченцев настучал на депутата и ему оформили 282-ю. Наконец, можно было начать спорить с ним по существу. Но нет — несчастного красноярца, не вступая в дискуссии, заставили извиниться на камеру в духе любительского хоррора, а вопросы так и остались без ответа. Вместо этого на защиту Рамзана бросили лучших людей большой многонациональной страны.

Захар Прилепин, обозначивший Кадырова загадочным термином «неизъяснимое русское», считает символом мира в республике возвращение русских: «в 2010 году в Чечню приехало 500 русских, в 2011 уже тысяча, в 2013 уже десять тысяч (все данные — со слов Прилепина). Едут работать учителями и врачами. Причем Кадыров их сразу объявляет своими личными гостями, дает им свой номер телефона и заявляет, что приедет и накажет любого, кто посягнет на их личное спокойствие».

О какой долгосрочной стабилизации в Чечне можно говорить, если для спокойной жизни там требуется не соблюдение российских законов, а номер телефона Рамзана? Но это ладно. Бывший боевик теперь милостиво разрешает русским приезжать в республику, где их когда-то вырезали — какая трогательная забота. Но это ладно.

В 1989 году в Чечне жило 293 000 русских. Где эти люди сейчас? Сколько из них успело доехать до границы республики, а сколько нет? Как сложилась их дальнейшая жизнь и почему они (или их потомки) не получили компенсации соразмерной дотационной?

Прилепин молчит и тихо радуется, что Кадыров пустил домой целых 500 человек. А ведь это ключевой вопрос в русско-чеченских отношениях, не решив который нельзя говорить о завершении конфликта.

Теперь стоит поговорить о том, почему вдруг «люди с хорошими лицами» заделались националистами и резко поссорились с этническим патриотом России. Ответ банален до неприличия — выборы. А для любой избирательной кампании требуется центральная тема.

Что такое Чечня? В массовом сознании — регион РФ, думающий о себе слишком много и привыкший жить не по средствам. Кадыров, медийность которого близка к медийности первых лиц, со своей личной армией и стотысячными митингами по поводу и без него, общей экстравагантностью и показным сибаритством вызывает в обществе обоснованное раздражение. Найти более удачную мишень для критики тяжело.

На прошлых выборах «Справедливая Россия» с поборами на капремонт боролась и даже собрала миллион подписей, а теперь ПАРНАС начал воевать с Кадыровым. При этом, разумеется, практический результат будет тот же, что и у СР — то есть никакой.

Ну и о мотивации самого Кадырова. Вы слышали о предстоящих выборах в Чечне? Нет? Я тоже, а между тем у главы республики через месяц истекает срок полномочий. И все это на фоне достаточно напряженных отношений с силовиками, которые понимают, что Рамзан был не всегда и будущее его туманно.

Понимает это и сам Кадыров. Вот и играет на повышение, требуя его то на Донбасс отправить, то в Сирию. А тут такая нежданная удача — проявить себя в борьбе с «пятой колонной». В общем, либералы и Кадыров нашли друг друга, сформировав своеобразный самовозбуждающийся контур. Не хватает только бородатых людей, танцующих у Яшина и Навального под окнами лезгинку — все остальное есть.

Имеется, правда, существенная разница: у ПАРНАСа избирателей много, а у Кадырова избиратель всего один — Владимир Путин. Действительно ли он хочет, чтобы «Антимайдан» со счастливым лицом Рамзана Ахматовича гонял по стране «национал-предателей»? В этом месте просто напомним, что в процессе восхождения Кадырова к вершинам абсолютной власти в Чечне пострадали сразу несколько Героев России — то есть представления о национал-предателях у него довольно экзотические.

Полагаю, что избиратель Владимир Путин прекрасно помнит, что прошлая чеченская война началась с «экспорта» местной политической практики за пределы мятежной республики. Вряд ли ему хочется повторять этот печальный опыт — он наверняка хотел бы распространить Россию на Чечню, а не Чечню на Россию.

Удастся ли это — другой вопрос. У Рамзана Кадырова и его десяти тысяч преторианцев, вероятно, тоже есть свое мнение относительно того, что и куда нужно распространять.

Ростислав Антонов