Технология загадочного голодомора в Белоруссии

После смерти Екатерины II российским императором в конце 1796 года стал её сын Павел (1754–1801 гг.) – Павел Первый. Советскими “специалистами” по истории России был создан образ этого императора как малодушного, никчемного человека, неспособного руководить государством.

Пока Павел осваивался со своим новым статусом, входил “в должность”, в его империи происходили трагические события – последствия правления его матери, с которыми он должен был разобраться и справиться. Зимой 1797 года, через год после введения черты оседлости, в Белоруссии крестьяне стали массово умирать от голода. При этом никаких природных катаклизмов и напастей не было. Но белорусы умирали семьями и деревнями. В чём причина гуманитарной катастрофы этого народа? В многолетнем неурожае? – Нет.

Вот какие причины голода 1797 года приводит в сборнике двух еврейских составителей: Рутмана и Киммеля исследователь истории еврейского и белорусского народов Галина Синило:

“… причиной суть евреи на арендах и шинках удерживаемые… которые последнее с крестьян высасывают”.

Много уделил этому трагическому “загадочному” событию А. Солженицын в своей большой выдающейся работе “Двести лет вместе”, но многие острые вопросы и ответы он старается тактично обходить или избегать, надеясь, что умный читатель сам завершит анализ и сделает правдивые выводы, легко додумает. Но оказывается (!) как раз в этом его обвиняют еврейские критики: “Чем же было вызвано такое упорство евреев, почему, несмотря на представленные льготы, они не спешили заселять этот край. Солженицын не отвечает на этот вопрос и даже не ставит его…”, – якобы поймал на ошибке Солженицына радостный Я. Рабинович из Израиля в своей книге “Быть евреем в России: Спасибо Солженицыну” (М., 2005 г.).

Ловкий Рабинович явно “играет на публику”, потому что в этих вопросах прекрасно разобрался знаменитый поэт и выдающийся государственный деятель Гавриил Романович Державин (1743–1816), который при императоре Павле занимал должности президента Коммерц-коллегии и министра юстиции, и который дал ответы в своём докладе российскому императору под названием “Мнение сенатора Державина об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного и обуздания корыстных промыслов евреев, о их преобразовании и о проч.” – и Солженицын это хорошо показал. В этой главе постараемся ещё более детально разобраться в некоторых важных вопросах, связанных с голодомором в Белоруссии.

Российское правительство ничего не предпринимало (кстати, о благодатной имперской политике… по отношению к белорусам), ситуация у белорусов была просто потрясающе безвыходной и отчаянной. Если раньше ответственность за белорусов лежала на поляках, то теперь за судьбу белорусов отвечали русские; если раньше в суверенной Польше помещики имели право суда над евреями, и это был весомый сдерживающий фактор, ибо родной помещик не был даже экономически заинтересован в саморазорении и обеднении, то теперь, при российской власти, это было отменено, и евреи получили максимальную свободу. Была полная зависимость крестьян от евреев.

Вырождение и уничтожение белорусов путём чрезмерной эксплуатации, угнетения, через голод стало конкретной реальностью в тот период. Фактически наблюдался геноцид одного народа над другим – Холокост евреев над белорусами при попустительстве русских и поляков. И если в конце XX века евреи выставили требования к России о финансовой компенсации за неравноправие и притеснения в советский период, то уж белорусы евреям могут выставить такие же требования на более веских основаниях.

Дополнительное присутствие русских войск и русских чиновников после последнего раздела Польши крайне усугубило положение на быв– ших польских землях. Русские не убрали структуру иерархической власти в захваченной Польше, и сверху поставили ещё свою. Таким образом, крестьянину пришлось кормить ещё большее количество эксплуататоров.

Теперь евреям, владеющим монопольно торговлей сельхозпродукцией и арендой земли, пришлось выжимать из крестьян по самому мак– симуму, чтобы сохранить свою прибыль, оплатить аренду владельцам земли – польским помещикам и магнатам, внести налоги в российскую казну и задобрить русских чиновников взятками. А ведь пески Белоруссии – это не чернозём Украины. Это только в сегодняшний, да в советский период, благодаря современным агротехнологиям, собирают на этих песках 30–50 центнеров зерна с гектара пашни, а тогда это было около 10 центнеров.

И положение оказалось ужасным. Выхода к морю у белорусов не было, торговля не развивалась. Вот как точно описал эту картину великий белорусский поэт Якуб Колас:

Наше поле плохо родит,
Нищий тут живёт народ.
Весь в грязи он, бедный ходит,
Льёт над пашней тяжкий пот…

Крест замшелый при дороге,
Купа тощих тополей…
Так тоскливо, что в остроге,
На кладбище веселей…

Край родной, родное поле,
Ты глядишь, как сирота,
Грустен ты, как наша доля,
Ты – как наша темнота.
(отрывок из стихотворения “Край родимый”).

 

Стоит заметить, что такой уровень угнетения, эксплуатации был закономерным. Столкнулись две абсолютно различные цивилизации с потрясающей разностью интеллекта и морально-нравственными ценностями. Если говорить о белорусах того периода в условиях еврейской тирании, то они были на уровне рабов. Они были очень уж терпеливые и мирные, или в такой степени угнетены, затюканы и запуганы, что, даже умирая от голода, не поднимали восстаний. Они, как правило, только активно присоединялись к народно-освободительным восстаниям других народов: украинцев против поляков, поляков против шведов, русских против французов, поляков против русских. Постараемся вникнуть более подробно в технологию смертельного обнищания крестьян. Ибо мы ещё не раз с этим столкнёмся при изучении истории.

Очень хорошо описал эту технологию в своих мемуарах непосред– ственный очевидец – знаменитый еврейский историк Шимон (Семен) Маркович Дубнов, дневником и мемуарами которого мы в этой главе воспользуемся, тем более, что современный израильский аналитик истории Я. Рабинович в своей книге “Быть евреем в России: Спасибо Солженицыну (М., 2005 г.) сделал упрек А. И. Солженицыну: “В книге А. Солженицына “Двести лет вместе” проигнорированы исследования выдающегося историка Шимона Дубнова и его единомышленников”.

Толстенная книга мемуаров и дневников Дубнова, изданная Еврейским университетом в Москве, предстала перед россиянами в 1999 году. Дубнов прекрасно показывает, как евреи, жившие в районных городках-местечках, монопольно захватили торговлю между деревней и городами.

Было несколько способов перехода результатов крестьянского труда к еврейским торговцам. Первый – сельхозпродукция скупалась евреями у помещиков, панов, магнатов, крупных арендаторов.

С. М. Дубнов жил в еврейской семье в XIX веке в Белоруссии, и как свидетель дословно описал ситуацию:

“В дни наезда гостей во дворе (еврейского трактира) было шумно: кучера с лошадьми и повозками, евреи-факторы, увивавшиеся около приезжих панов с предложениями своих услуг по части сбыта сельских продуктов или добывание займов на проценты”.

Этот вид бизнеса имел свои плюсы и минусы. Плюсом было то, что можно было купить сразу большую партию, например, зерна. И хотя эту партию можно было купить по низкой цене благодаря неразворотливости помещика, благодаря его слабости к алкоголю или слабой информированности, но всё же с этой публикой евреям было не очень удобно работать из-за её довольно высокого образовательного уровня. Кроме того, иногда помещики, паны и магнаты были сами посредниками между крестьянами и рынком. Поэтому цены у них не могли быть самыми низкими, и соответственно прибыль еврейских спекулянтов была не самая высокая.

Еврейским спекулянтам выгодней было скупать хлеб и другую продукцию у тёмных, безграмотных и запуганных местных крестьян. Евреи, специализирующиеся на скупке продукции непосредственно у крестьян, специально селились на окраинах городов и местечек, вдоль дорог на въезде в города, что и описывал С. М. Дубнов:

“одно предместье, Форштат, расположенное у большой дороги к губернскому городу Могилёву, было сплошь заселено евреями. Зажиточные из них содержали постоялые дворы с кабаками для приезжих в город крестьян, продавали им водку и нужные в деревенском хозяйстве орудия в обмен на зерновой хлеб и другие сельские продукты”.

Польский офицер В. Крестовский служил в уланском полку недале– ко от города Свислочь и описал в своём очерке характерную ситуацию на местном базаре:

“Каждый воскресный день в Свислочи с раннего утра подымается особенное движение. Жидки торопятся выслать своих “агэнтов” на все выезды и ближайшие перекрёстки дорог, ведущие к местечку. Это в некотором роде сторожевые посты “гандлового люду” (гандловый – торговый)…

Везёт себе белоголовый хлоп (крестьянин) на своём возу “каранкову”, а то и целую “корцову” бочку “оброку” или “збожа”… как вдруг на последнем перекрёстке налетает на него с разных сторон ватага еврейских “агэнтов”. Хлоп моментально оглушен, озадачен и закидан десятками вопросов, летящих вперебой один другому: “А что везёшь? А что продаешь? А чи запродал вже кому?…”

Холоп не знает, кому и что отвечать, а жидки между тем виснут к нему на задок, карабкаются на воз, лезут с боков и с переду, останавливают под узду лошадёнку, тормошат ошалелого хлопа, запускают руки в овёс или жито, пробуют, смакуют, рассматривают, пересыпают с ладони на ладонь и при этом хают – непременно хают, во что бы то ни стало, а другие – кто половчее да увертливее – насильно суют хлопу в руку, в карман или за пазуху сермяжки кое-какие деньжонки, и не столько денег, сколько запросил хлоп, а сколько самим вздумалось по собственной своей оценке…

Та партия жидков, которой удалось всунуть в руку продавца сколько-нибудь деньжонок, решительно овладевает и хлопом, и его збожем (зерном), и его возом… Прежде всего жидки торопятся сбросить на землю мешки с овсом или житом (пшеница), лишь бы только быстрей с возу долой, дабы потом явное доказательство, что товар уже продан, на тот случай, если бы несговорчивый хлоп вздумал бы упираться (и стеганул свою лошадку и драпать, выбросив деньги. – Р. К.)…

Пока одни меряют, пересыпают да отсыпают, другие стараются раз– ными приятными разговорами и расспросами отвлечь внимание хлопа от совершаемого дела, и этот манёвр всегда почти удаётся им как нельзя лучше. Зерно умышленно просыпается из меры на землю и спешно подметается мётлами в какой-нибудь укромный уголок, ибо просыпка этого рода в общий счёт не идёт, хотя, в конце концов, и составит собой несколько лишних гарнцев (горшков), дающих возможность к лишнему гешефту.

…Но вот перемерка да пересыпка окончена, оброк спешно убран в еврейские амбары, и хлоп, ощущая ничтожность насильно всунутого ему задатка, начинает требовать окончательного расчёта; но евреи с крайним удивлением ответствуют, что деньги уже получены им сполна, дескать, Бога не бояться, требуя с них вторично уже полученную плату. При этом для окончательного ублагодушения хлопа ему иногда подносится ещё один келих (стакан) водки; а буде хлоп упираться – то расправа с ним коротка… Озадаченный, раздосадованный… хлоп, сообразив, что на такую ничтожную сумму не приобретешь ничего путного для своего хозяйства, махнёт рукой и повернёт до корчмы…” (из исследования Ю. Мухина).

 

А в корчме эти деньги получает понятно кто, да ещё его напоят в долг… Кроме того, если этому крестьянину всё-таки необходимо приобрести соль, плуг или материю на сарафаны и штанишки детям, то ему охотно дадут кредит (и желательно – когда он в пьяном виде) и сами же продадут этот товар (“по самой дешевой цене”). Поэтому когда удивляются:

“Это абсурд! – Как это еврейский шинкарь мог схватить свободного крестьянина за волосы и затолкнуть в свой трактир?

Когда этот крестьянин перед этим “ресторатором” в беспросветных долгах, то “запынив” крестьянина на дороге у трактира, трактирщик считал, что имеет право спросить его о долгах, напомнить о накапливающихся процентах и после этого со словами:

“Ты – неблагодарный, живёшь за мой счёт и настолько меня не уважаешь, что даже не зайдёшь в мой трактир – чтобы выпить за моё здоровье и за хороший урожай?!”

“Здесь широко практиковалось “хлебное ростовщичество”: еврей давал нуждающемуся крестьянину денежный заем под залог его будущего урожая и часто приобретал после уборки хлеба значительную часть его по низкой цене. О таких людях говорили: “он живёт от мужика (эр лэбт фун гой)” – объяснял еврейский историк С. М. Дубнов, свидетельства которого относятся ко второй половине XIX века – к периоду, по историческим меркам, совсем недавнему. Но подобное происходило на протяжении веков в разных странах вслед за проникновением в них евреев.

(А если кто-то из читателей потрудится узнать – кто скупил в период недавней российской “перестройки” большинство элеваторов и мукомольных предприятий, то ему не покажется удивительным вопрос – почему в начале XXI века при рекордных урожаях зерна и сверхнизких ценах на него – в России произошёл рост розничных цен на хлеб?).

Итак, какую мы видим реальность – этот гоголевский еврей Янкель в XIX веке уже не загонял насильно кулаками славянского мужика-гоя в свой кабак на водку. Но от этого презренному гою легче не было.

Тёмному, безграмотному крестьянину по-прежнему, продавали водку по высокой цене. Помимо водки по завышенным ценам шли вилы, вёдра и грабли. Денежные займы выдавались под большие проценты. Давали ему, безграмотному или пьяному, сельхозорудия и водку в долг на кабальных условиях – под долговые расписки, в которых залогом была вся будущая сельхозпродукция и его ничтожный клочок земли. При этом скупались результаты годового труда всей крестьянской семьи по сверхнизким ценам.

Что происходило на практике, в жизни? Крестьянин, собрав урожай, рассчитывался с долгами. При этом, как правило, не сразу со всем долгом. Так как долги за счёт процентов нарастали очень большие, то фактически и всего урожая не хватало на его погашение. Долги принимали непреходящий накопительный и перманентный характер. Поэтому крестьянин оплачивал собранным урожаем только часть долга, оставляя на прокормление семьи на осень, зиму, весну и половину лета только необходимый минимум для сохранения семьи от голодной смерти.

Но если на него “наезжали”, вынуждая отдать больше, то семья погибала от голода. У соседей по улице (или деревне) было не занять, так как они находились в подобной же смертельной ситуации. На оставшуюся часть долга продолжали расти чудовищные проценты.

В этих условиях не могло быть и речи об отправке на учёбу даже одного из крестьянских детей.

В этих условиях не могло быть и речи о содержании большой крестьянской семьи. А численность евреев, между тем, непрерывно росла. Об этом говорят факты – в начале XIX века в России оказалось около одного миллиона евреев, а к концу этого же века в России проживало уже семь миллионов евреев. То есть, чтобы прокормить всех евреев или кре– стьяне должны были больше производить, или у крестьян необходимо было больше отбирать, или евреи должны были расселяться среди большего количества крестьян, расширяя своё жизненное пространство, расселяясь на больших территориях России, что мы в дальнейшем и будем наблюдать.

В этот момент можно привести высказывание современного российского еврейского идеолога, редактора популярной газеты Танкреда Голенпольского, который в полемике с Солженицыным заявил:

“Мне просто не понятно, в чём вина евреев, за что им каяться… Я могу говорить о том, что еврейская буржуазия и русская буржуазия в равной мере эксплуатировали народы России…”.

В данном случае русская буржуазия точно не эксплуатировала бе– лорусов, а исключительно еврейская, и определенная доля вины лежит на российских чиновниках.

Парадоксально то, что белорусы, вымирая таким образом от голода целыми деревнями, не поднимали восстаний, подобно украинцам. Наступила ли от непомерной эксплуатации, запугиваний полная де– градация духа, погас ли, или был уничтожен естественный инстинкт самосохранения? Жизнь крестьянина была настолько мучительной и страдальческой, что продолжать ее становилось для него бессмысленным. Как утверждали древние греки – лучше умереть в бою с теми, кто привел к гибели твоих детей, чем умирать от голода, стоя на коленях! Может у белорусов в голове было слишком много христианских установок, может белорусы были просто большими “толстовскими” христианами, чем украинцы?.. Или вообще – большими христианами,если в 2007 году в России со всех центральных каналов российского ТВ наставлял россиян митрополит Иоанн из Псково-Печерского монастыря: “обиды терпеть и за обидчиков молиться”, то тем более белорусов в тот период уговаривали, им внушали христианские священники и православные и католические…

Когда во второй половине XIX века в российской глубинке вспыхнули крестьянские бунты-погромы против евреев, то это означало только то, что туда добрались евреи и установили порядки, подобные белорусским, описанным С. М. Дубновым.

Трагедия славянских крестьян усугублялась ещё тем, что невоз– можно было пойти к другому еврею и продать что-то подороже, ибо это не одобрялось, вызывало гнев и наказание “придурка”, да и было совершенно бесполезно, так как существовал корпоративный сговор в этом бизнесе по получению сверхприбылей. Кроме того, местные паны и помещики, благодаря стараниям евреев, строго приказывали крестьянам – урожай никуда не вывозить и никому другому не продавать – только вот этому шинкарю или конкретному еврейскому торговцу.

Кто-то из “умных” читателей может предложить выход, а почему бы крестьянину не перевезти своё зерно в другой город или дальше в Россию, где его не знают, где нет долгов, где есть вроде бы свои – и продать подороже…? Это очень наивно. Все пути были перекрыты. Обратимся за разъяснениями опять к еврейскому историку С. М. Дубнову:

“Семья извозчиков по имени Каплун имела монополию перевозки пассажиров и товаров по этой дороге (Мстиславль – Могилёв); никто не смел с ними конкурировать, ибо не раз случалось, что Каплуны отравляли лошадей “чужих извозчиков””.

И такая ситуация была на всех дорогах того края.

А конкурировать в отравлении лошадей было также бесполезно, так как это была монополия всего еврейского сообщества, которая всегда могла найти деньги на покупку новых лошадей. Тем наивным людям, которые думают, что это были частные случаи, рекомендую посмотреть популяр– ную ныне театральную постановку (“Театр на Фонтанке”) под названием “Крики из Одессы”, где еврейский автор исторически верно показал еврейскую монополию на перевозки из одесских портов, из Одессы.

Насчёт истребления христиан мы приведем наставление автори тетного раввина Якова Хазижшета, который откровенно говорит следующее:

“Вся надежда на распространение Израиля зиждется на том, что должно до основания извести всех гоимов. Все страны земного шара обещаны нам. Затем уже от размножения нашего и акклиматизации зависит господство наше над всеми и всем…

Какая радость охватывает меня, когда вижу, как все города, местечки и селения быстро населяются как бы из земли вырастающими евреями, а гоимы из всех торговых пунктов и центров вытесняются на окраины! Они стали и должны стать нашей рабочей животной силой”, – отметил в своём исследовании Ипполит Лютостанский.

 

Когда сегодня, в 21 веке, слышу от различных “псевдопочвенников” – “мертвоводников”, “анастасийцев” фантаста Мегре и даже казачьих организаций, что оставшиеся не у дел в городах, не приспособившиеся в бизнесе русские люди должны ехать в далекую провинцию и пахать землю, реализовывать красивую идею родовых поместий, – то я вспоминаю оптовиков в городах и слова раввина Хазижшета…

Говоря о закономерной разности между евреями и белорусами, впро– чем, – как и между евреями и русскими, стоит очередной раз обратить внимание на истину, озвученную Артуром Шопенгауэром:

“Если негры по преимуществу попали в рабство, то это является результатом того, что они по сравнению с другими человеческими расами отстали в интеллектуальном развитии”.

То же самое можно сказать и о славянских народах в ту пору. Встретились две цивилизации, где одна умнее другой. Это как в фильмах о прибытии инопланетян. Интеллектуальная разница была огромна, особенно в мудрости самоорганизации нации. Это тот случай, когда большая интеллектуальная разница, при отсутствии миролюбия и при наличии агрессивности, объективно выглядит как хитрость и, соответственно, выливается в несправедливость. А. Шопенгауэр:

“Что касается несправедливости вообще, то она осуществляется либо насилием, либо хитростью: по своему нравственному значению это одно и то же. На пути насилия я достигаю этого с помощью физической причинности; на пути же хитрости – посредством мотиваций, то есть причинности, прошедшей через познание; иначе говоря, я достигаю этого тем, что подставляю воле другого человека обманные мотивы, в силу которых он, думая следовать своей воле, следует моей”.

Автор: Роман Ключник